Зеркальное время

Хольбайн Вольфганг

Мой дорогой сын! — прочитал Юлиан. Какое странное, непривычное обращение, если учесть, что отношения у них с отцом были сердечные, почти приятельские. Со смутным беспокойством Юлиан продолжил чтение.

Поскольку ты держишь в руках это письмо, значит, мне удалось ускользнуть от существ из промежуточного мира. Таким образом, ты можешь быть спокоен за меня. Я, со своей стороны, тоже убежден, что ты и твой молодой друг целы и невредимы.

Как ты уже знаешь, я отдал моему адвокату распо­ряжение

печься о твоем благополучии. Он оградит тебя от всех официальных органов, а также поддержит тебя во всех остальных вопросах. Как ты уже мог убедиться, твое будущее — по крайней мере материальное — обес­печено. Мое единственное пожелание — не приказ — со­стоит в том, чтобы ты закончил свою школу и затем получил хорошее образование в соответствии с твоими наклонностями и талантами.

Юлиан в растерянности прервал чтение. Что за стран­ный язык? Почерк, без всякого сомнения, отцовский. Но откуда эти напыщенные обороты? Очень, очень все это странно.

Могу себе представить, сколько вопросов теснится у тебя в голове. Когда мы виделись последний раз, я обещал тебе на все эти вопросы ответить. К сожалению, я не могу исполнить свое обещание, поскольку на это не ос­тается времени; к тому же я, по зрелом размышлении, пришел к выводу, что для тебя же будет спокойнее не знать, что на самом деле произошло в этот вечер.

Опасность, увы, еще не миновала. Мое вмешательство на той карусели привело к тому, что я привлек к себе внимание неких сил, которые ревниво охраняют область своих владений и не терпят никакого вторжения. Мы с Мартином спокойны за себя и надеемся избежать их преследования, ведь мы с ним не так уж и беззащитны, в чем ты сам уже убедился.

Что касается тебя и твоего друга, то я молюсь за вас с упованием, что там, куда я вас вернул, вы пребываете в безопасности. И все-таки будь начеку. Старайся дер­жаться подальше от зеркал и никогда больше не ходи на то ужасное место, где была ярмарка.

Может быть, я найду возможность еще раз дать тебе знать о себе. Не пытайся меня найти. Все равно не получится.

Думаю о тебе с любовью.

Твой отец.

Чувства Юлиана метались между растерянностью и растущим страхом. Он отложил письмо, но тут же снова взял его и прочитал сначала. Он искал какую-то другую весть, тайное послание между строк, предназначенное только для его глаз. Но ничего такого не находил. Однако он заметил, что к концу письма почерк отца становился все торопливее и небрежнее, видимо, отец чрезвычайно спешил.

Что же все это могло означать? Старайся держаться подальше от зеркал...

Взгляд Юлиана почти невольно упал на то место над раковиной, где раньше висело зеркало. Возможно, тень, которую он тогда заметил, была вовсе не знаком нервного срыва...

Он сунул письмо в карман, с сомнением бросил по­следний взгляд на окно — ведь отец писал про зеркала, а не про оконные стекла — и вышел из палаты.

Юлиан был немного удивлен, что никто не остановил его при входе в реанимационное отделение. Еще больше он удивился, не увидев охраны перед дверью. Но самой большой неожиданностью оказалась пустая палата.

— Ищешь друга?

Юлиан испуганно обернулся и увидел доктора Бер­трама.

— А его перевели из реанимации. Этажом выше, палата тридцать шесть.

— Можно мне к нему сходить?

— Почему же нет? — ответил врач. — Только окажи мне услугу, оставь зеркало целым. А то они дорогие.

Юлиан выжал из себя улыбку и заспешил к лифту. Когда двери лифта открылись, Юлиан увидел, что вся задняя стенка кабины зеркальная от пола до потолка.

И он решил подняться по лестнице.

Погода за окнами изменилась, начался дождь. Где-то очень далеко посверкивала в черных тучах молния, и слышались раскаты грома. Погода, видно, тоже была не в своем уме. Если верить календарю, в разгаре лета город должен был изнемогать в лучах раскаленного ав­густовского солнца.

Он быстро разыскал палату Франка. Репортер улыб­нулся во весь рот, хотя был все еще бледен. Но он был не один, на кровати у окна лежал еще один пациент и смотрел телевизор.

Юлиан ответил на улыбку Франка, но направился не к его кровати, а к раковине, без слов снял зеркало и прислонил его лицом к стене. Франк и его сосед по палате с удивлением наблюдали за его действиями.

— У меня зеркальная аллергия, — смущенно сказал Юлиан. — Сразу появляется сыпь.

Юлиан пододвинул стул к кровати Франка и достал из кармана письмо:

— Читай.

Пока Франк с нарастающим замешательством читал, Юлиан смотрел в окно. Дождь усиливался и барабанил по оконному стеклу. На горизонте посверкивали молнии.

— Боюсь, я не совсем понимаю... — с запинкой сказал Франк.

— Тише! —шепнул Юлиан, кивнув в сторону соседа. Он охотно уединялся бы с Франком, чтобы поговорить без помех, но Франк еще не мог передвигаться самосто­ятельно, хотя чувствовал себя уже намного лучше. — Я сам ничего не понимаю.

— А адвокат?

— Похоже, и он ничего не знает. И я ему вполне верю.

— Это старинная вещь, — сказал Франк, указывая на письмо. — Она послана из прошлого.

И что из этого следует?

— В настоящий момент пока немного, — признал Франк. — Может быть, дело прояснилось бы, если бы ты рассказал мне все остальное.

Юлиан снова глянул в сторону кровати у окна.

— Не здесь, — сказал он.

Рефельс понял.

— О'кей. Я думаю, тебя выпустят через день-другой. Что ты собираешься делать?

— Понятия не имею, — сознался Юлиан. — Сначала, на­верное, отправлюсь в отель. Потом будет видно.

— Я и не подумаю отпускать этих двух молодчиков просто так, за здорово живешь, — решительно сказал Франк.

— О ком это ты? Уж не об отце ли? — вспылил Юлиан.

— Именно так. Я понимаю, что тебе это неприятно. Он твой отец, а этот Гордон — друг. Но у обоих нечистые руки, я это чувствую. И я обязательно разузнаю, в чем дело.

— И я еще должен помогать тебе в этом?

— Но однажды мы уже помогли друг другу, — неохотно ответил Рефельс— Я не желаю тебе плохого, Юлиан. И твоему отцу тоже. Но я должен знать всю правду.