Зеркальный лабиринт
Шрифт:
Небрежным движением он содрал датчики, откинулся на спинке дивана, закрыв глаза. В темноте мелькали неприятные образы, остаточные явления виртуального мира.
– Так и должно быть? – спросила Маша сквозь плач. – Должно быть так тяжело? Я думала, скоро станет легче. Не вынесу. Скоро сдохну. Мне х-хуже.
Ему оставалось бормотать в трубку слова утешения. Он знал, что будет непомерно тяжело. Врач предупреждал. От чувства вины нельзя избавиться просто так. Оно всепоглощающее, всепожирающее чудовище.
Единственный способ – выдавливание его по
– Я не могу больше… – шептала Маша, и Лёвкин буквально видел, как её красивое, но заплаканное лицо изминается морщинами горечи. – Это должна была быть твоя вина! Это ты опоздал! Ты!
Всё верно, он опоздал, и из-за этого Ирка умерла. Лёвкин попросту заработался, забыл о времени, а когда вспомнил и вызвал такси, было уже слишком поздно. Ирка забыла телефон дома, вышла из Дома Культуры после занятия в музыкальной школе, не нашла папу и решила добраться до дома пешком. Она хотела срезать через район новостроек и провалилась в канализационный люк, который был прикрыт куском фанеры. Если бы она не ударилась затылком о кирпичный край, то смогла бы выбраться. Если бы Лёвкин быстрее уговорил Машу обратиться не просто в полицию, а еще к волонтёрам, то был бы шанс её спасти. Так много «если бы».
– Все будет хорошо, – говорил Лёвкин, не открывая глаз. – Когда-нибудь действительно будет хорошо.
На второй день после Иркиных похорон им позвонили из компании «Психосекьюр» и предложили бесплатную разовую консультацию «в связи с тяжелой утратой».
Лёвкин сомневался, надо ли соглашаться, но Маша знала об этой компании – несколько её подруг обращались к её услугам. Компания занималась лечением психических болезней с помощью новейших технологий. Что-то экспериментальное, не шибко изученное, но и не запрещенное. Рекламный слоган компании гласил: «Мы обезопасим вас от любых психологических проблем». Так себе слоган.
Специалист приехал на дом. Это был лощеный молодой врач, похожий на модель с фотографии. Он сам попросил кофе, потом достал рекламные буклеты и разложил их на столе.
– Я знаю, что вы сейчас испытываете, – сообщил врач, и Лёвкину захотелось ударить его в переносицу, чтобы сломать очки. – Вы испытываете острое чувство вины. Это нормально. Я бы удивился, если бы вы чувствовали что-то другое. Сколько раз за ночь вы просыпаетесь, перебирая в мыслях причины, действия, последствия, которые привели к гибели дочери? Два, три, десять?
– Последние два дня я не сплю совсем, – сказала Маша.
Она ухаживала за розами. Маленькая клумба была её местом успокоения от насущных дел. В тот день, когда Лёвкин не успел забрать дочь из Дома Культуры, Маша возилась с цветами, будто они были для неё центром вселенной. Руки у Маши всегда были покрыты множеством мелких порезов. Они приятно пахли.
– Мы вас вылечим, – сказал специалист и улыбнулся.
Он рассказал о сращивании науки и технологий, о разработке визуальных редакторов, погружающих пациентов в виртуальную реальность, неотличимую от настоящей, об алгоритмах, позволяющих вылечить любую, даже самую тяжелую психологическую болезнь.
Специалист умел продавать свой товар. Он достал из кейса небольшое устройство с липучими датчиками, предложил попробовать – всего лишь на пару минут – погрузиться в другое состояние, где вы почувствуете облегчение и комфорт.
– Наши люди, – говорил он. – Готовы написать индивидуальный план лечения при помощи полного погружения в проблему. Чувство вины – это гнойный нарыв у вас в мозгу. Его надо выдавить. Да, будет больно и невыносимо. Но если вы преодолеете боль, почувствуете облегчение. Поверьте.
Лёвкин попробовал поверить. А потом купил полный курс из двенадцати погружений по индивидуальной программе. Потому что ему это было нужно. Вина сжирала его изнутри.
– Вдруг у нас не получится? – спрашивала Маша, всхлипывая, а у него не было сил подняться с дивана и пойти к ней. Только голос из телефона. Реальный или выдуманный – не разобрать. – Вдруг нас водят за нос? Это восьмое занятие, но я не испытываю облегчения! Я вообще ничего не чувствую, кроме постоянного кошмара! Это слишком жестоко! Сделай же что-нибудь!
Он молчал, потому что не знал, что сказать.
Лёвкину тоже не становилось легче, он выныривал из виртуальной реальности разбитый и подавленный. Ему казалось, что стоит выйти на улицу – и он снова увидит листовки, расклеенные на столбах. Их потрепал ветер и намочил дождь. Фотографии его дочери разбухли и покрылись волдырями. Но они всё еще висели там, их никто не снимал.
Может быть, думал Лёвкин, это и есть реальность – мир, где он гоняется за умершей дочерью?
Он вспомнил, как молодой специалист сказал:
– Гарантий мы не даем. Чувство вины может быть так глубоко в вашем сознании, что никакие технологии его не вытравят. Вы осознаете это?
Тогда не осознавал. А сейчас – не был уверен.
– Маша, Машенька, давай продолжим, – попросил он, перебивая жену.
Во рту чудовищно пересохло, замерзли босые ноги, воняло чем-то протухшим, и вообще этот мир был по-настоящему отвратительным, потому что это была реальность.
– Всего четыре занятия. Осталось немного. Надо идти вперед. Двигаться. Ради Ирки.
Маша помолчала. Потом произнесла:
– Я не хочу видеть тебя, пока мы не закончим.
– Потом будет легче, – пообещал Лёвкин.
Он положил трубку и протянул руку к датчикам. Они были теплыми и потрескивали. Пара движений мышкой. Ноутбук засветился голубоватой эмблемой «Психосекьюр».
Занятие #9. Индивидуальное занятие «Виноватые».
– Мы переживем, – пробормотал Лёвкин пересохшими губами.
Он несколько дней не вставал с дивана. Мочился здесь же. Не умывался и не причесывался. Ел сухой хлеб и собирал колючие крошки с тарелки. Вода закончилась, но было не до нее. От сквозняка болела поясница. Лёвкин нажал «Старт», свернулся калачиком на вонючем диване и закрыл глаза.