Зеркальный лабиринт
Шрифт:
– Все произошло на глазах полицейских, и ничего другого нельзя было сделать, только взять Манэля силой и транспортировать его в госпиталь. Полицейские спросили, хочу ли я заявить на друга… Господи. Нет, конечно. Но все равно ситуация уже закончилась не так, как могла бы закончиться. И это мне причиняет боль. Я не виню Ракель. Она очень сильно испугалась и сделала то, что подсказывал инстинкт самосохранения.
– Но как после такого у нее еще возникло желание «невинно пошутить»! В голове не укладывается!
– Тут уже мне не стоило забываться. Ситуация выбила меня из колеи, потеряв бдительность, не учел способность Ракель ударить «ножом в спину». Так
– Да? Не знала, – удивилась я. – Ночью мы пытались связаться с тобой, но ты не отвечал.
– Сожалею… Правда, – сказал он, глядя мне прямо в глаза. Взгляд у него был уставшим, глаза – покрасневшими. Самое лучшее для него сейчас выспаться.
– Ладно, Рауль, – я коснулась ладонью его небритой щеки. – Принимай, как ты и хотел, душ, и отдыхай.
– Куда ты? – схватил он меня за запястье, когда я развернулась, чтобы уйти.
– Разве не ты жаловался на то, что устал и хочешь отдыхать?
– Я, – согласился Рауль.
– Тогда в чем дело? – улыбнулась я.
Он разжал пальцы, освобождая мою руку и с тревогой спросил:
– Что ты собираешься делать? Когда я усну?..
– Не бойся, не сбегу, – засмеялась я. – Куда я денусь из запертого дома и… от тебя.
– Ты мне веришь? Хотя бы сейчас?
Вместо ответа я с улыбкой протянула ему руку и взяла его ладонь в свою.
…Знакомый путь, по которому я передвигалась шагами-поцелуями – кончики пальцев, ладонь, опять пальцы – каждый по отдельности. Длинные пальцы музыканта, приводившие меня в восхищение. Пальцы, которые знали наизусть все мои родинки, впадинки, изгибы. Как умело и уверенно обращался Рауль с гитарой, так в совершенстве овладел «нотной азбукой» моего тела, создавая каждый раз новые мелодии. С каким вдохновением писал он песни, с таким создавал музыку в моей душе, касаясь знакомых ему секретных точек – в разной последовательности, не повторяясь.
– Не уходи, пожалуйста…
– Не уйду.
– Te quiero… Я тебя люблю…
Услышала ли я его слова, произнесенные на двух языках, или прочитала их во взгляде, услышала в биении сердца, когда он прижал меня к груди? Почувствовала ли в поцелуях, разгадала в прикосновениях к моему телу?
Упругие теплые струи воды разбивались о плечи Рауля и разлетались мелкими брызгами, и лишь избранные капли застывали, переливаясь, на бронзовой коже. Я стирала ладонями водный бисер, и на месте стертых капель тут же возникали новые – и так бесконечно. А пальцы Рауля уже перебирали мои мокрые волосы, целовали мое лицо, ласкали шею, спускались ниже по спине, возвращались к плечам.
Брызги воды… Брызги любви.
Мое «я тебя люблю» перекликалось с его «te amo». И пусть звучали признания по-разному, произносили мы их на одном языке – языке любви.
Рауль
Уткнувшись носом Раулю во впадинку между ключицами, я уснула. И то ли недавний рассказ Лауры о ее странном сне отпечатался в моем подсознании, то ли в этом доме и впрямь была нехорошая энергетика, но я вновь увидела кошмар.
Я брела по бесконечному коридору с прозрачными стенами, за которыми ничего не виднелось. На мне было невесомое платье серого цвета с приталенным корсетом и многослойной юбкой, с каждым моим шагом осыпавшееся на прозрачный пол странными хлопьями. Когда я коснулась одной из оборок, и она от легкого прикосновения рассыпалась, с ужасом поняла, что платье сделано из пепла. От подобного открытия я замерла на месте, боясь пошевелиться. И пусть платье меня не согревало (от этого холода, выстудившего не только коридоры, но и внутренности, не могла бы спасти и шуба – казалось, воздух, который я выдыхаю, сразу превращается в кристаллики), но оно скрывало мою наготу. Чуть я задержалась на месте, и босые ноги пронзило болью от холода. Надо бежать. Ценой осыпающегося платья.
Я не сразу заметила эти пятна. Только когда наступила на что-то теплое, глянула под ноги и увидела, как по полу тянется цепочка красных брызг размерами с бусины. Оглянувшись, обнаружила оставленную за собой ту же кровавую цепочку. Кто-то раненый, человек или зверь, прошел здесь до меня. А может, он оставил мне такой знак? Пометил выход. И я побежала, стараясь не наступать на капли.
А они увеличивались в размерах, превращаясь в маленькие лужицы. И я остановилась так резко, будто налетела на прозрачную стену. Тот, кто прошел передо мной, выводит меня из коридоров ценой собственной жизни. Я присела над одной из лужиц и занесла над ней ладонь с растопыренными пальцами, будто собиралась накрыть ее. От крови еще чувствовалось еле уловимое тепло. Чья-то остывающая жизнь.
Вскочив на ноги, я побежала так быстро, как могла, иногда оскальзываясь на лужицах. Успею ли? Успею ли увидеть того – человека или зверя, – кто выманивал у холода мою жизнь в обмен на тепло своей крови?
Когда впереди мелькнул свет – не этот неживой, а теплый, льющийся снаружи, – я увидела полупрозрачную фигуру. Тот, кого я увидела, стоял ко мне спиной, но я узнала его.
– Рауль… – беззвучно прошептала я, но он меня услышал и плавно повернулся. Солнечный свет, льющийся из проема, проходил через его призрачный образ без препятствий. Рауль молча посторонился, словно желая указать мне выход.
– Нет, – покачала я головой, в ужасе прижимая ладони к голой груди. Я не уйду отсюда одна. Там, в другом мире, мне нечего делать без Рауля. Мир для меня живой, если там есть любимый.
Но Рауль настойчиво указывал полупрозрачной рукой на выход. Он вел меня к нему, оставляя в качестве меток свою кровь, до тех пор, пока потерял ее всю и, обескровленный, сам стал частью прозрачного мира.
– Уходи…
– Рауль?! – в ужасе закричала я.
– Я здесь, – сказал он вдруг, не размыкая губ. Его голос, однако, звучал слишком бодро для призрака. И прямо над ухом.