Зеркало для героев

Гелприн Майкл

– Это было давно, царевна, – сказал он. – Теперь это не имеет никакого значения.

– Кто ты? – спросила Дерке. Парящий смотрел на неё, склонив голову.

– Риик-Ра, – сказал он наконец. – Мы больше не увидимся. С тех пор, как мир изменился, Раави не переживают зиму. Мы вьем тугие гнезда из морских трав. В немыслимой тесноте наших

скал мы укутываем в них яйца. С первыми холодами мы запечатываем гнезда своими телами и умираем. Весной новое поколение разбивает скорлупу и вылезает в мир, раздвигая наши гладкие кости и растрепанные перья. Они смотрят в прошлое – великий дар нашей расы – и видят, как мы их любили и тосковали по ним. Мы перед смертью смотрим в будущее – и видим, как они будут любить нас и тосковать по нам. Так мы выживаем, из года в год пролетая по тонкой струне любви над морем скорби и смерти.

– Прощай, Риик-Ра, – сказала Дерке, поднимая руку. Легкое тело Парящего взмыло с её ладони в небо, наполняющееся пурпурным рассветом.

– Прощай, Дерке, – сказала Мама, и в её голосе девочке послышался отзвук другого – её отца. Эхо эха, отражение отражения.

Солнце взошло. Миима запели в воде, Раави вторили им из воздуха. Тело матери Дерке вскипело на свету, стало пеной, разошлось по поверхности океана.

– Так проходит Атарге, Царица Морская, а с нею Даарис, – провозгласил Оанес. – Пусть всегда их души звучат в течениях океана.

В году было шесть сезонов, они считались от зимы, когда поверхность океана застывала коркой льда, а обитатели солнечного слоя воды уходили в глубину или умирали. Дерке ежилась, представляя себе застывшую ледяную пустыню размером с планету, с заметенными снегом Столпами, усиженными трупами Парящих.

Вода становилась холоднее с каждым днем, и Мнима торопились убрать урожай тугих маслянистых гурдов и круглых рыблок до того, как холод придаст им горечь.

Дети играли в высоких залах Скалы. Снаружи, за пределами обжитой воды, было опасно, стерегли хищники.

Охранителей не хватало, а окулы и олфины, чувствуя приближение холодных сезонов, торопились нагулять жир, нападали агрессивно и смело. Были раненые, их лечили в пещере лазарета. Дерке, её сестры и братья помогали, учились работать с ранами, меняли повязки.

Дети помнили многое, что было до них, но не всё. К воспоминаниям матери и отца они могли обратиться легко, но чем дальше в память предков они пытались заглянуть, тем путанее были картинки, образы и слова. Но однажды, держа сосуд с бинтами для лекаря, который обрабатывал раны от окульих зубов охранительнице с волосами темно-красными, как у неё самой, Дерке вспомнила совершенно точно, что когда-то все было не так. Огромные генераторы вырабатывали энергию, свет заливал улицы городов, в красивых зданиях было тепло, фильтры очищали воду, а та, кого Дерке вспоминала, смотрела в гладкую светящуюся поверхность, улыбалась и разговаривала с кем-то, кто был далеко, на другой стороне планеты.

Это было давно. Теперь, как сказал тот обречённый Парящий, это не имело никакого значения. Раненая окулой воительница мелко тряслась от озноба, согреть её было невозможно и через три дня она умерла. Зубы окулы выделяли паралитический яд, справиться с которым могли не все.

Дерке и её братья и сестры спали вместе, в одной пещере. Дети согревались друг у друга на груди, их длинные волосы переплетались в слабом течении пещеры. Засыпая, они пели. Иногда взрослые приплывали послушать, и глаза их краснели от сильных чувств. Когда среди них был Оанес, сонной Дерке казалось, что он смотрел только на неё.

– Звезда, про которую ты спрашивала – это жёлтое солнце, свет от которого летит к нам чуть больше нашего года, – сказал Оанес, выныривая из связки огромных книг. – На третьем из его миров есть жизнь. Была еще на четвёртом, но больше нет.

Конец ознакомительного фрагмента.