Зеркало для героя
Шрифт:
— Не отдавай! — ободрил сухощавый.
— Он тебя нарочно подзадоривает, — предостерег мужчина.
— Долго ждать? — спросил парень с челочкой.
— Хорошо, — сказал Устинов.
Он стал стаскивать с подушки наволочку, повторяя:
— Сейчас, сейчас.
— Струсил, — разочарованно произнес сухощавый.
Устинов подумал: «Что же делать?»
— Я не мускулов твоих испугался, мне просто противно. Тебе, наверное, тоже доставалось?
— Ты давай-давай, шевелись!
— А ты по-немецки: шнель, шнель, хенде хох!
Парень
— А точно, Синегубов, ты на фашиста смахиваешь, — с сожалением сказал тот. — Вылитый власовец. Разделал он тебя как бог черепаху. Ты не герой...
С усмешкой он провоцировал новое столкновение, но Устинов прервал его:
— Ты сам попробуй, легко ли бить человека? — Он подошел к сухощавому. — Попробуй! Что может быть легче?
— Нарываешься? Знаешь, ты кто? — Сухощавый резко замахнулся, пугая.
Устинов невольно отшатнулся.
— Остынь, Пивень, — негромко сказал тучный красноносый мужчина. — Хватит боговать.
Пивень повернулся к Синегубову и стукнул себя в грудь:
— Ты видишь, что они творят? Они уже грозят твоему лучшему другу. Где твоя железная кувалда, Синегубов? Врежь этим гадам!
— Хватит боговать! — тучный встал с кровати.
— Не надо, Вася, — остановил его лысоватый мужчина. — Они без нас поладят. Сядь, Вася, обратно.
Устинов догадался, что здесь до него существовала иерархия, на вершине которой восседали Синегубов и Пивень, один могучий и туповатый, второй — злобный, а остальные жильцы — тучный Вася, лысоватый мужчина со скрюченными уродливыми пальцами и доселе молчавший маленький, лет семнадцати паренек с горящими ненавистью глазами, — были ими подмяты и теперь ждали, что принесет появление новичка.
Вася нехотя сел на кровать. Лысоватый вздохнул и показал взглядом Устинову, что самое страшное позади. Молчаливый паренек подошел к Устинову, спросил:
— Больно?
Устинов улыбнулся разбитыми губами:
— Ничего, пройдет.
Он вспомнил, что на дворе 1949 год, и подумал, что нужно подняться выше личной боли, но в душе у него загорелось что-то черное и яркое. Он ненавидел Синегубова и Пивня точно так же, как их ненавидел маленький паренек.
— Как тебя зовут? — спросил Устинов.
— Федор.
— Отныне, Федор, в этой комнате все равны. Все уважают друг друга, все друг другу помогают. Согласен? — Устинов почувствовал, что в нем пробудился новый яростный человек, чем-то похожий на драчуна Мишу Устинова. А то, что Устинов был избит Синегубовым, не относилось к этому новому человеку. Наоборот, было правильно, что из него выбили благодушие.
Он подошел к Васе и лысоватому мужчине Алексею, пожал им руки.
Синегубов и Пивень теперь стояли рядом и настороженно смотрели на него, ожидая, видно, что наступает расплата.
Федор вытащил из-под матраса обрезок водопроводной трубы.
В комнату постучали. Дверь открылась, и вошли Ивановский с главным инженером Тюкиным, двухметровым блондином в форменном кителе.
— Это зачем? — спросил Тюкин, кивая на трубу. — Опять сцепились?
— То наше дело, — буркнул Федор. — А терпеть этих бандюг надоело!
— Как же, вас обидишь, — насмешливо произнес Тюкин. — А кто мне грозил шею свернуть, когда я уплатил строго по расценкам? — И, обращаясь к Ивановскому, он возмущенно добавил: — Двенадцать тысяч заломили за восстановление площадки на шестнадцатом штреке! В четыре раза больше положенного!
— Обещал — плати! — заявил Алексей и протянул к нему свои уродливые руки. — Я вот этими мозолями зарабатываю дом построить. Пашу как негра! Ты обещал — плати рабочему!
— Не надо! — сказал Тюкин. — Рваческие настроения я преследовал и буду преследовать. Вот настоящие рабочие, — он махнул на Синегубова и Пивня. — Советую не поднимать хвост. При немцах работали? Вот и помалкивайте.
— А ты не понимаешь, почему работали? — зло спросил Алексей. — С голоду подыхали! А эти власовцами обзывают. Щенки.
— Но-но! — оборвал Тюкин.
— Да они первые на новенького накинулись, — пожаловался Федор. — Для них все — враги.
— Мы его не за того приняли, — решил оправдаться Синегубов. — Видим — барин, простынки чистые...
— И по зубам, да? — спросил Устинов.
— Миша, ты их не понял, они хорошие ребята, — сказал Ивановский. — Пошли пройдемся.
— Почему он разговаривал с ними как с людьми? — непримиримо вымолвил Пивень. — Кто он такой? Мы его не знаем.
— Узнаешь, не горячись, — успокоил его Ивановский. — Мы с Михаилом Кирилловичем несколько лет вместе выполняли спецзадание. Я тебе говорил, — пояснил он Тюкину. — Этот человек видит любого насквозь. Такая у него профессия.
— Понимаю, понимаю, — с уважением кивнул главный инженер. И, вспомнив фильм «Подвиг разведчика», подумал, о чем можно спросить Устинова без риска выглядеть наивным.
Все с удивлением смотрели на новичка.
— Скажите, что мы вас защищали! — попросил Алексей.
— Ты защищал? — презрительно ответил Пивень. — За свою шкурку дрожал!
— Я ж не знал, кто вы такой, — продолжал оправдываться Синегубов.
— У нас тоже профессия особенная, — сказал Тюкин. — Вон какой народ, сами видите. А другого не будет...
— Будет другой, — ответил Устинов. — И вы тоже будете другой.
— Это все философия. А нам нужны боевые люди. Прошу это усвоить.
— Спасибо, усвоим. — Устинов пощупал рассеченную губу. — Рассуждать тут не приходится.
— Правильно, Миша, о чем рассуждать, — поддержал его Ивановский. — Не забывай, какое сейчас время. Всем трудно.
— Вот именно, — подхватил Тюкин. — Всем тяжело. А вот эти ребята, на которых ты обиделся, отработают, если надо, и две смены, копейки лишней не попросят... Да, у них еще не все получается. Я вынужден некоторым новичкам платить больше. Но опыт — дело наживное. Научатся. Я на их стороне.