Зеркало для героя
Шрифт:
Из щелей между досок настила на нас посыпался песок и шарики овечьего помета. С тяжелым стуком по трапу прошла лошадь, вопреки предупреждению капитана теплохода. Влад поймал куриное перо, вертолетиком опускавшееся мимо его носа.
– Дорогой друг, – сказал он, внимательно рассматривая находку. – С того момента, как мы опустились на эту прекрасную землю, с нами стали происходить забавные приключения. Но их могло быть намного меньше, если бы ты послушался меня и мы пошли не по дороге, а через сельву.
– Забавные приключения с нами стали происходить намного раньше, – угрюмо отозвался я. – Когда мы
– Остров здесь ни при чем! – безапелляционно заявил Влад, понюхал перышко и вздохнул: – Пятьсот долларов, считай, ты подарил этому жулику… А интересная страна, правда?
– Я хочу есть, – сказал я, уходя от диспута.
– Есть! – усмехнулся Влад и судорожно проглотил слюну. – Я хочу жрать! Я хочу впиться зубами в жареную курицу и громко чавкать, разбрызгивая жир, я хочу набить полный рот мясом, помидорами и хлебом и глотать, давясь крупными кусками…
– Ладно! – перебил я его. – Не трави душу!
– Боже мой! – воскликнул Влад, глядя куда-то за мою спину. – Бежит!.. Признайся, Кирюша, чем ты его так заворожил?
Я обернулся. Коротышка, делая большие прыжки и скользя по глине, как на лыжах по трассе слалома, спускался к нам.
– Доверием, Влад, – ответил я. – Он привык, что люди хватаются за свои карманы при его приближении, а я поступил наоборот.
– Ты их вывернул, – докончил Влад мою мысль. – Ну-ка, спроси его, чем он нас порадует.
– Уф! – тяжело выдохнул коротышка, подбегая к нам. – Полицейские закрыли ворота базара и проверяют всех, кто там оказался… Народ хочет успеть на теплоход, паника, давка… Вот ваши билеты. Каюта первого класса, как просили.
Я принял билеты и тотчас передал их Владу.
– Каждый по сто тридцать пять долларов, – пояснил коротышка. – Себе я купил обыкновенный посадочный за двадцатку. А вот сдача…
Я сжал его потный кулак, в котором лежали смятые купюры.
– Оставь себе.
– Йе-э-эх! – крикнул коротышка, потрясая кулаком над головой. Он остался очень доволен моим великодушием. Я смотрел на его смуглое лицо, выпирающие скулы, слегка облупленные от солнечных ожогов, словно поверхность старинных фресок, на редкие прокуренные зубы, которые хищно торчали над нижней губой, что делало колумбийца похожим на Бармалея, и думал, что коротышка встретился с нами не случайно, что он работает на бронзоволицых и будет плестись за нами хвостом до тех пор, пока не подвернется удобный момент, чтобы облегчить наш багаж ровно на один чемодан.
Надо ли объяснять, что коротышка в тот момент был для меня ближе матери? Влад, моя полная противоположность, ущербленный природой в том, что недооценивал коварство людей, тискал добровольного слугу в своих слоновьих объятиях, трепал его черные как вороново крыло волосы и менторским тоном говорил, ничуть не смущаясь, что коротышка не понимает по-русски:
– А ты, братец, ловкий парень! Фертом по базару ходишь и полиции не боишься… Кирилл, скажи ему что-нибудь лестное!
Глава 12
На средней палубе поток пассажиров раздваивался: большая часть, представляющая собой пропахший крепким сигарным запахом замес индейцев, разнокалиберного скота, клеток с птицами и кроликами, мешков с поросятами, уходила на корму, на просторную палубу, лишенную каких-либо надстроек, и там бедный люд располагался в страшной толкотне, на горячем железном полу, подстелив под себя тряпки и тонкие коврики из вязаного тростника. Значительно меньшая часть, в которую входили и мы с Владом, поднявшись по тесному трапу, рассеивалась по палубам средней и носовой части теплохода, где находились каюты.
Коротышка затерялся в толпе, когда мы с Владом штурмовали трап. Благодетеля оттеснили и прижали к перилам; он что-то кричал мне, но его голос утонул в невыносимой какофонии, где смешались крики женщин, хрюканье поросят, блеяние овец и хриплый голос капитана из динамика, тщетно пытающегося навести порядок. Потом я потерял нашего небескорыстного слугу из виду и, чтобы не отстать от Влада, который нес чемодан над головой и матерился на родном языке, схватил его за поясной ремень.
Вахтенный в несвежей белой форме и колпаке, напоминающем поварской, посмотрел на наши билеты, жестом пригласил в холл и показал на винтовую лестницу, ведущую на верхнюю палубу.
– Сейчас закинем вещи, – бормотал Влад, хватаясь за полированные перила, – примем душ, закажем обед в номер на шесть персон и начнем жрать. До самого вечера будем только жрать. Жирное мясо, барбекью на вертеле, гору картофеля фри, ведро салата и бочонок терпкого вина. А потом будем спать… Кирилл, ты любишь пожрать?
– Очень, – признался я, едва поспевая за своим другом, который уже почти бежал по лестнице, пропуская ступени.
– И я очень!
За моей спиной что-то звякнуло, и я машинально оглянулся, чтобы увидеть, не уронил ли вахтенный себе на ногу какой-нибудь пудовый такелажный талреп, но успел заметить лишь мелькнувшую за углом коридора белую спину. Тяжелая стальная дверь, через которую мы вошли в холл, была задраена, и сквозь мутное стекло иллюминатора были видны головы столпившихся у двери пассажиров.
Влад не видел меня. Он вообще ничего не видел, кроме большого и жирного куска мяса, и, продолжая о чем-то бормотать себе под нос, быстро поднимался по деревянным ступеням, застеленным протертой ковровой дорожкой.
Я остановился. Вахтенный, конечно, мог отлучиться со своего поста, но если причиной тому было наше с Владом появление на борту «Пальмиры», то в этом случае стоило насторожиться.
Спустившись на цыпочках в холл, я ухватился за перила и осторожно заглянул в коридор. Белая спина, словно поддразнивая меня, мелькнула в самом конце коридора и исчезла. Стараясь не испугать своим видом какого-нибудь случайного пассажира, я повернул карабин прикладом вперед и побежал по коридору, словно симулянт с костылем. Приблизившись к повороту, я перешел на шаг, а затем, остановив дыхание, заглянул за угол переборки.
Там был тупиковый крохотный холл с одной-единственной каютой, дверь которой была распахнута настежь. Вахтенный стоял на пороге комнаты спиной ко мне, закрывая собой пассажира. Через дверной проем я видел внутренность каюты, диван из темной кожи и прямоугольное окно, завешенное голубым тюлем. В окне отчетливо просматривались белые прутья оградительного леера с прикрепленным к нему огнетушителем и сверкающий медью корабельный колокол.
– Они заняли восьмую каюту, – сказал вахтенный. – Это на верхней палубе, ближе к музыкальному салону.