Зеркало для героя
Шрифт:
– А зачем вам туда надо? – спросила Ника.
– Мы ученые, – ответил я. – Биологи.
– И зоологи тоже, – добавил Дик, поднес бутылку к глазам и поплескал оставшимся в ней ромом.
– Понятно, – поверила Ника. – Значит, будете исследовать зверей?
– Ну да, – кивнул Дик. – Зверей, червей и прочую гадость.
Ника задумалась, встала с ящика и сказала:
– Я попробую вам помочь. Здесь у меня много друзей, может быть, я кого-нибудь уговорю.
– Правильно! Иди, иди с богом! – кивнул Дик, не расслышав ее слов.
Наша ночная гостья неслышно растворилась в темноте. Я сел на ящик с бутылками, опустил голову на мешок с гречкой и уставился в черное небо. В белом напылении созвездий мне виделось очертание острова, похожего на голову утопленника, на которой вместо волос росли черные водоросли, и в них кишели отвратительные белые черви с красными, как угли, глазами, и голова приближалась ко мне, покачивалась, и я уже почувствовал запах водорослей и гнилой рыбы, и черви, почуяв добычу, приподняли свои холодные кольчатые тела, зашевелились, издавая тихий резиновый писк, и я вытянул вперед руки, чтобы оттолкнуть от себя эту мерзость, как вдруг весь мир пошатнулся, и теплый асфальт хлопнул меня по плечу, накрыв, как одеялом…
– Ты чего? – тряс меня за плечо Дик.
Кажется, я уснул и свалился с ящика. Проверив первым делом, на месте ли револьвер, я поднялся на ноги и огляделся.
Светлый круг, образовавшийся на причале от тусклого фонаря, пересекла тонкая бесшумная тень. Я увидел Нику. Она шла к нам, размахивая руками и растопырив пальцы, чем-то напоминая рисунок греческого атлета на древней амфоре. Приблизившись, девушка взяла меня за руку и шепнула:
– Пойдем!
– Только недолго! – предупредил кого-то из нас Дик, почуяв неладное.
Мы прошли по причалу мимо ночного матросского бара, откуда раздавались музыка и крики, свернули на пирс и подошли к его дальнему краю. Я не сразу заметил человека, стоящего лицом к бухте.
– Иди! – сказал он Нике, повернувшись к нам лицом.
Мы остались одни. Передо мной стоял коренастый, зрелого возраста мужчина, почти наголо бритый, с короткой черной бородкой, одетый в белые шорты и кожаную безрукавку. На его груди болтался какой-то амулет.
– Сколько дашь? – тихо спросил незнакомец.
– Три тысячи, – ответил я.
Незнакомец молча раскуривал сигарету. Теплый ветер помогал раздувать малиновый уголек.
– А ты знаешь, что это очень опасно? – спросил незнакомец.
– Предполагаю.
На мой ответ он покрутил головой и тихо хмыкнул.
– Говоришь, ученый?
В его голосе сквозили насмешка и недоверие. Мне это не понравилось.
– Вот что, – сказал я ему. – Хочешь – вези, не хочешь – расстанемся. У меня нет желания трепать с тобой языком.
– Ладно, не горячись, – ответил незнакомец, попыхивая сигаретой. – Я с тобой не на каталки собираюсь, а в пасть к дьяволу.
Меня уже достал этот термин, словно взятый из дешевого американского боевика или из сленга какого-нибудь дикого племени папуасов. Я опустил голову, ожидая конкретного предложения.
– Ладно, – произнес незнакомец. – Будем считать, что договорились. Мои условия: деньги вперед. Это первое. И второе: если у острова что случится, я пальцем не пошевелю, чтобы спасти ваши жизни. Будем жить по закону шакалов – каждый за себя. Понял?
– Понял, шакал, – ответил я и, повернувшись, пошел в обратную сторону.
– Где ваши шмотки, ученый? – крикнул мне в спину незнакомец.
– У сто девяносто первой стоянки!
«Фарис», яхта незнакомца, который представился Луисом, представляла собой двухмачтовый кэч, сделанный из многослойного пластика, достигающий в длину почти семнадцати метров. Внутри, симметрично вдоль бортов, находились две жилые каюты, разделенные коридором, который с одной стороны упирался в носовой гальюн, а с другой – в кают-компанию с обустроенным в ее углу камбузом.
Прежде чем мы начали погрузку провианта, Луис потребовал, чтобы я с ним рассчитался. Мы спустились с ним в кают-компанию, и я при свете дежурного освещения отслюнявил ему тридцать стодолларовых купюр. Луис недоверчиво косился на деньги, несколько раз пересчитал их, а затем каждую проверил на свет.
– Влажные они какие-то, – недовольным голосом буркнул он.
– Просушишь на солнце, – ответил я.
– Не фальшивые? – зачем-то спросил Луис.
Мы загружались молча и торопливо, привлекая ночных патрульных, которые несколько раз проверили наши паспорта, а у капитана – удостоверение на яхту. Ника, угадывая приближение полицейских, таяла в темноте, а потом снова появлялась рядом с нами и тотчас принималась помогать нам.
– Иди домой, – говорил я ей, но разве существо, которое допустили к себе и накормили, может так просто уйти?
– Дожидаться рассвета не будем, – сказал Луис, стоя на корме и глядя в ночь. – Отправимся сразу же, как загрузитесь. Ночью фарватер свободнее.
– Все, девочка, прощай! – сказал Дик, хватаясь за последний ящик с бутылками. – Жди нашего возвращения, ладно? У меня на душе спокойнее будет от мысли, что меня кто-то ждет на берегу.
– Возьмите меня с собой, – шепнула мне Ника и дернула за рукав майки.
– Уходи, – ответил я ей. – Тебе еще жить и жить. Иди к подругам!
Я даже не заметил, как она растаяла в темноте.
Дик отвязал от причального кнехта швартовы и закинул их на палубу. Капитан запустил оба мотора, и вода между кормой яхты и причалом забулькала, задымилась, словно вскипела. «Фарис» медленно отчалил, мягко проскользнул между другими яхтами и вышел на ровную и гладкую поверхность бухты. На грот-мачте вспыхнули зеленая и красная лампочки. Нос яхты медленно поворачивался в сторону, устремляясь в узкий канал, соединяющий бухту с рекой Гуаяс. Подул прохладный ветер. Дорога к острову Комайо началась.