Зеркало души
Шрифт:
Зарин, едва веря своим ушам, с крайним удивлением посмотрел на юношу, медленно поднявшегося с тюремных нар и спокойно направившегося к двери, тихо переспросив – «Алик, а ты не думал, что это был риск? Риск договариваться о сделке со всеми этими тщедушными мексиканцами? Риск прийти сюда, после всего того, что ты для нас сделал? Риск, рассказать мне всё то, о чём ты рассказал? Да о чём ты вообще, чёрт побери, думал?!».
«О настоящем ароматном свежесваренном кофе, которого мне так не хватало в последние дни, ибо здесь его готовят на редкость отвратительно…» – обернувшись, с широкой улыбкой на беглом итальянском произнёс Легасов и, подмигнув изрядно опешившему от подобного ответа узнику, негромко постучал
Вендетта
(19.06.2013, Москва, 15–00)
Бронированная тяжёлая иномарка чёрного цвета в кампании двух джипов сопровождения неспешно выехала из подземного гаража высотного административного здания и, проложив себе путь синими проблесковыми маячками и сиреной, под завистливые взгляды одних и разгневанные комментарии других автомобилистов, простаивавших в растянувшейся пробке на светофоре, быстро двинулась по оживлённой улице в сторону центра…
Спустя пятнадцать минут, выехавшая из тех же ворот, небольшая иномарка тёмно-синего цвета, быстро влилась в общий поток, направившись в сторону области…
«Это, Влад, вы здорово там, у себя, придумали – на счёт подставного кортежа…» – с широкой улыбкой отозвался развалившийся на заднем сидении глава агентства по управлению госимуществом, доставая из кожаного портфеля небольшую стеклянную фляжку с виски.
«Да, хотя это вовсе и не гарантия безопасности – данная мера, как и пуленепробиваемые стекла нашего автомобиля, всего лишь повышает наши с Вами, Матвей Захарович, шансы. Шансы на выживание…» – мягко улыбнулся, сидевший рядом с ним начальник службы личной безопасности чиновника, и, кивнув в сторону головой на две неприметные машины, пристроившиеся по обе стороны от них, охотно добавил – «А вот и наши сопровождающие подоспели. Всё в порядке – можем ехать…».
Сделав спасительный глоток обжигающей горло жидкости для снятия накопившегося стресса, Яров, с заметно приподнятым настроением продолжил – «Да ладно, Влад, не скромничай – после событий, произошедших в моём доме в посёлке, где вы блестяще ликвидировали нескольких террористов, я верю, что вы сможете уладить любую проблему. Абсолютно любую – и с такими мерами безопасности я могу быть полностью спокоен, ведь так?».
Селенин, взглянул на чиновника, с энтузиазмом делавшего очередной глоток из фляги, с грустью добавив – «Разумеется, Матвей Захарович, если бы не одно слабое звено в нашей схеме – это Ваша работа. Работа, которая привязана к вполне конкретному зданию с известным всем географическим местоположением. Работа, на выполнение которой ввиду понятных причин мы не можем позволить себе направить двойника. Подставные кортежи – лишь временное решение, которое рано или поздно, но обязательно будет раскрыто нашим противником. Поэтому для абсолютного спокойствия необходимо решить и эту проблему…».
«Влад, да, пойми, ты – это невозможно – попросту невозможно! Я – глава федерального агентства – я не могу позволить себе взять долгосрочный отпуск по болезни или длительное отсутствие на работе по каким-либо другим причинам – для меня подобное означает выход из игры. Да что там выход – это политическое самоубийство чистой воды…» – поправив рукой седые волосы, произнёс Яров, эмоционально продолжив – «Знаешь, через что мне пришлось пройти, чтобы в итоге занять эту высокую и заветную для многих должность? Знаешь, сколько мне пришлось вкалывать все эти годы и день и ночь, как рисковать, чем поступиться и с кем договариваться, чтобы стать частью команды? Это был труд – адский труд! Труд, который не виден всем им – тщедушным журналистам, ищущим очередные сенсации за каждой моей подписью и решением, оппозиционерам, старательно собирающим компромат в преддверии очередных выборов, населению, наивно полагающему, что чиновник федерального уровня, и в самом деле, может и должен работать за жалкие копейки своей зарплаты, и этим проклятым террористам…
Невежественные глупцы, которые возомнили себя вправе судить, да и кого – судить сильных мира сего! Жалкие идеалисты, которые, не считаются ни с годами напряжённой работы, ни с непомерными рисками, ни с чем – ибо, по их мнению, всего этого недостаточно – всё это, не даёт мне ни малейшего права владеть и распоряжаться моим собственным многомиллиардным состоянием, накопленным за эти долгие годы! Да чтоб им пусто было!
Скажи мне, Влад, разве они сами не понимают, что любой – абсолютно любой человек на моём месте делал бы всё то же самое? Что этот другой точно также будет вынужден играть по сложившимся негласным правилам, лавируя в принятии решений между различными группами интересов, чтобы сохранить своё кресло и не попасть в оборот? Что этот другой будет точно также взимать свою скромную экономическую ренту в качестве «платы за риск»? Разве они не осознают, что это вопрос не отдельных личностей, а системы? Причём тут мы – обычные российские чиновники? Что вообще изменится, если они расстреляют ещё десяток, сотню, тысячу? Да ничего! Ровным счётом ничего – поскольку, наше место займут другие, более голодные и жадные, которые, придя нам на смену, возьмут многократно большую мзду за возросший риск. Вот и всё! А тогда зачем? Зачем им всё это?».
«Вы правы, Матвей Захарович, это система. И как любая система она будет работать дальше с нами или без нас…» – кивнул головой Селенин, мягко продолжив – «И если Вам интересно моё мнение, то я не думаю, что экзорцисты, как люди мыслящие вполне рационально, действительно, верят в то, что им удастся изменить этот мир подобными методами. Скорее это игра – красивая рискованная игра. Игра на публику…».
«Игра?» – непонимающе переспросил чиновник.
«Всё это амфитеатр – огромный амфитеатр, перед обликом, помпезностью и красотой которого меркнет даже прославленный античный Колизей…» – с улыбкой продолжил Селенин, добавив – «Вот и сейчас на этой арене – бестиарии, как и когда-то в древнем Риме, один за другим вызывают на поединок всё новых и новых тварей. Могучих хищных зверей, от одного оскала, мощи, взгляда и неистового рёва которых, простых обывателей на трибунах бросает в дрожь. И все – все до единого в этой разношёрстной и броской толпе с замиранием сердца следят за горсткой безумцев, взошедших на эшафот. Отчаянных смельчаков, посмевших бросить вызов судьбе…
Всё это повторяется снова и снова, но вовсе не для того, чтобы изменить этот мир, а потому, что того жаждет толпа. И всем им – всем им, невеждам, невдомёк, что настоящие звери на этой арене, вовсе не хищные твари, зажатые в угол, а люди – гладиаторы, взявшие оружие в руки, чтобы лить кровь. Лить на забаву толпе…».
Вырвавшись на свободную дорогу, кортеж машин заметно ускорился, направившись к набережной.
Чиновник, не совсем понявший суть сказанного начальником службы безопасности, философски пожал плечами, после чего вновь откупорил бутылку и, сделав очередной глоток тягучей жидкости, мягко поинтересовался – «Влад, давно хотел спросить – а почему ты, ты сам, рискуешь своей жизнью, охраняя меня и зная какой это риск? Вопрос ведь не только в деньгах, верно?».
«Потому, что каждый в жизни должен заниматься своим делом. И это моя работа – то немногое, что у меня получается значительно лучше всех остальных…» – улыбнулся Селенин, спокойно добавив – «Разумеется, это риск – но я знаю, что рискнув здесь и сейчас, я стану частью команды – команды, которая предопределит дальнейший курс развития этой страны через какие-нибудь там шесть – семь лет…».
«Вот это ответ, достойный уважения!» – широко улыбнулся Яров и, одобрительно похлопав его по плечу, добавил – «Все мы уже стали – стали частью этой команды…».
В этот момент Матвей Захарович почувствовал ослепляющую резь в глазах, за которой раздался визг тормозов. Открыв глаза, чиновник, словно в замедленной съёмке, увидел стремительно приближавшийся к ним парапет набережной, после чего, почувствовал резкий толчок и до боли впившийся в грудь ремень безопасности, в момент, когда машина, вконец потерявшая управление, одним махом снесла массивное чугунное ограждение. Спустя мгновение автомобиль, сделав в воздухе сальто, с гулким эхом врезался в водную гладь Химкинского водохранилища в районе Пречистенской набережной.