Зеркало души
Шрифт:
«Алик Александрович, вероятно, это прозвучит несколько странно, если я скажу Вам, что представляю не только свои собственные интересы, но также и интересы ряда других российских чиновников, волею судьбы попавших в злосчастные списки экзорцистов, но, тем не менее, это так. Со своей стороны я искренне рад, как Вашему выздоровлению, так и представившейся возможности поговорить с Вами, как, пожалуй, с единственным человеком, способным разрешить сложившуюся патовую ситуацию» – мягко произнёс Несветаев, быстро продолжив – «Разумеется, я здесь не для того, чтобы доказывать чью-либо невиновность, рассказывая о превратностях судьбы. Скорее даже наоборот – я говорю от имени чиновников, которые с подачи данного движения в полной мере осознали ошибки, допущенные за время своего пребывания
«И о какой же именно патовой ситуации в данном случае идёт речь?» – переспросил Алик, с интересом глядя чиновника.
«Осознание ошибочности своих действий подтолкнуло многих из нас искать разумные способы компенсации понесённых российским обществом потерь с целью взаимоприемлемого разрешения кризисной ситуации. В свою очередь и я сам и, другие чиновники, интересы которых я в данный момент представляю, в целом разделяют взгляды экзорцистов о возможности проведения процедуры налогообложения нелегально нажитых капиталов с сохранением части средств в случае добровольного согласия чиновника на подобную операцию. Разумная премия в виде сохранения части капитала за подобное деятельное раскаяние может составлять около двадцати процентов от суммарного капитала чиновника, что, надо полагать, в прошлом не вызывало нареканий у экзорцистов. В подобном подходе, очевидно, заинтересованы все стороны процесса – это и снижение трудозатрат данного движения в достижении своих высоких целей и искомый выход для чиновников, решивших признать собственные ошибки, и материальная компенсация для общества, которое сможет потратить указанные средства на решение социальных задач» – дипломатично изложил свою позицию Несветаев.
«И, что же мешает всем вам, осознавшим свои прошлые ошибки, «деятельно раскаяться» столь элегантным и эффектным образом?» – деловито поинтересовался Легасов.
«Дело в том, что никто из нас понятия не имеет, как именно это можно сделать…» – до боли прикусив губу, ответил чиновник, медленно дрожащим голосом продолжив – «Все мы, в полной мере хлебнувшие горя и отчаяния с тех пор, как попали в эти проклятые списки, давно готовы заплатить по своим счетам. Но никто не слышит нас и не хочет слышать – нас просто зачищают. Зачищают без уведомления, без предупреждения, без разговора, не оставляя нам даже шанса искупить свою вину! Само собой, каждый из нас, виноват и по-своему грешен, но все мы люди – обычные люди, у которых есть родные, близкие, друзья, которым далеко не всё равно, что с нами со всеми будет…».
Людмила, не ожидавшая столь откровенного разговора, разительно отличавшегося от её прошлого диалога с Несветаевым, с изумлением взглянула на чиновника, лицо которого отражало полное отчаяние и смятение.
«Значит, экзорцисты не выходят на контакт ни с одним из чиновников из своих чёрных списков?» – задумчиво глядя куда-то вдаль за окно, с интересом переспросил Алик.
«В том то и дело – ни с кем! Это самый настоящий геноцид! Геноцид может и не самой лучшей, но всё же части российского населения…» – эмоционально выпалил Несветаев, с мольбой в голосе продолжив – «Разве это по-христиански – вот так вот просто отказывать людям в элементарном праве на раскаяние?».
«Я не думаю, что экзорцистов сколько-нибудь беспокоили отдельные тонкости христианского учения применительно к интерпретации их собственных действий…» – спокойно пожал плечами Легасов и, повернувшись лицом к чиновнику, с интересом продолжил – «Андрей Николаевич, что именно заставило Вас и тех людей, интересы которых Вы представляете, обратиться ко мне со столь отчаянной просьбой? В смысле, зачем всем вам индульгенция экзорцистов – неужели нет иного выхода? Судя по поведению отдельных фигурантов этих списков, они чувствуют себя вполне комфортно…».
Велисарова, моментально поняв, о чём идёт речь, быстро перевела взгляд на независимого консультанта, увидев слабую улыбку на его всё ещё бледном лице.
«Вы не представляете, что это – существовать изо дня в день, ожидая свой незавидной участи. Жить, зная, что твоя собственная история закончится в чьих-то чужих умелых руках уже через несколько месяцев, недель, дней или даже часов. Сидеть и безропотно ждать неизбежного, понимая, что тебя не спасут ни деньги, ни связи, ни многочисленная охрана. День за днём готовиться к собственной смерти, для вида улыбаясь своим родным, знакомым и друзьям. Все мы хотим жить – просто жить дальше и всё» – искренне тихо произнёс Несветаев, продолжив – «Мне сложно судить других людей, но я вовсе не думаю, что кому бы то ни было комфортно оставаться в этих проклятых списках – это всё вопрос веры».
«Веры?» – непонимающе переспросила Людмила.
«Именно – веры. А точнее, веры в деньги. И, что примечательно, все чиновники списка, с кем мне довелось общаться, разделились в этом вопросе веры на три группы с весьма разительно отличающимися взглядами» – одобрительно кивнул Андрей Николаевич, продолжив – «Первые неистово верят в силу своих накопленных денег, дарящих поистине безграничные возможности и власть над людьми. Все они убеждены в том, что блеск бренного металла позволит им, в конечном итоге, избежать своей участи – в том, что их денег и связей достаточно для того, чтобы гарантированного оградить себя и своих близких от кого бы то и чего бы то, там ни было. Все эти чиновники активно ищут защиты, возводя свои неприступные бастионы здесь, в России, или же иммигрируя за рубеж и вверяя свои бесценные жизни какой-нибудь израильской разведке, при этом искренне полагая, что возможности экзорцистов за пределами страны далеко не безграничны.
Вторые в свою очередь верят в то, что все эти деньги, сколько бы их ни было, и вовсе не гарантируют им безопасности, но абсолютно уверены в том, что жизнь безо всех этих денег и вовсе не стоит того, чтобы жить… Эти люди стараются затеряться в толпе, меняя имена, фамилии и гражданство, с тем, чтобы переждать, по их мнению «сложный исторический момент», который выпал на их долю.
Третьи же, в том числе и ваш покорный слуга, верят в то, что эти грязные деньги и вовсе не стоят того, чтобы за них умирать. Верят в то, что единожды засветившись в проклятых списках экзорцистов, пощады и спасения уже не будет. Верят, что всё это не закончится, и их будут преследовать до конца их дней. Понимают, что рано или поздно экзорцисты или кто-нибудь другой, но обязательно придёт по их душу…».
Алик с некоторым сожалением вздохнул, переспросив – «Андрей Николаевич, сколько именно чиновников разделяет Ваши взгляды и готовы вслед за Вами сделать подобный шаг, чтобы искупить свою вину? Кто они?».
«В основном это региональные чиновники разного уровня, у которых не имеется ни миллиардов, ни даже сотен миллионов долларов за душой, для того чтобы всерьёз рассчитывать на то, чтобы самостоятельно оградить себя и своих близких от неминуемой беды. Выражаясь образно, все они хотят выйти из игры…» – оживившись, произнёс Несветаев, быстро добавив – «Всего человек семьдесят или около того…».
Легасов с удивлением посмотрел на руководителя министерства, озадаченно продолжив – «Семьдесят сейчас и ещё сотня – полторы чиновников в перспективе, когда по всему списку сработает эффект «домино». Сложно даже представить себе то, каким образом можно в сжатые сроки вывести из этой игры столько человек…».
«Эффект домино?» – с некоторым непониманием, заметно погрустнев, переспросил Несветаев.
«Если Вы были в списке сто пятидесятым и спокойно ждали, рассчитывая что ситуация вот-вот разрешится, а после, вдруг, в течение короткого промежутка времени, стали на семьдесят позиций выше – что Вы сделаете? Разумеется, Вы неизбежно примите для себя решение – либо выйти из игры, потеряв часть капитала, пойдя по уже известному маршруту, либо рисковать своей жизнью дальше…» – проиллюстрировал эффект Алик, продолжив, прерванное ранее рассуждение вслух – «Вернуть в страну финансовый поток в подобных масштабах даже для экзорцистов, с их широкими возможностями, задача практически неподъёмная. Да и, принимая во внимание специфику нелегально нажитых капиталов и особенности регулирования и надзора при проведении трансграничных банковских операций, вряд ли они со своей стороны вообще захотят рисковать, связываясь с чем-то подобным. А без эффективного возврата в страну ранее вывезенного капитала не будет и индульгенции. Да уж, проблема…».