Зеркало, или Снова Воланд

Малыгин Андрей Борисович

Он понизил голос и чуть наклонился вперед.

— Я вам должен сказать по секрету: есть у меня одна слабость, слабость на дискуссии по различным вопросам, — и «Воландин» удовлетворенно откинулся на спинку кресла. — Вы должны согласиться, где, как не в дискуссиях, оттачивается острота мысли и меткость языка? Конечно, при одном непременном условии — когда есть достойный собеседник. А если этого нет, то совершенно пустая трата времени. Все равно, что вы со стеной разговаривать станете. Ни взаимопонимания, ни удовлетворения, ни острых вопросов и проблем. Ну а чтобы поддерживать достойную беседу, надо все же в этих вещах разбираться, а не только

для приличия рот открывать…

Уж сколько разных собеседников у меня побывало, — зажмурил он глаза и покачал головой, — счету нет. С кем только не приходилось мне вести длительные словесные поединки… Всех трудно и перечесть! А отсюда, как вы, наверно, успели заметить, появилась и эта, раньше не свойственная, склонность к философствованию… Да… С кем поведешься, как говорится… Но для того чтобы управлять серьезным ведомством, согласитесь, — вновь наклонился он и, взглянув на своих помощников, интимно прошептал: — Надо быть убедительным… — и он расплылся в довольной улыбке.

Валерий Иванович только что хотел что-нибудь вставить от себя, как затихший было мальчуган, уставившись в потолок куда-то напротив окна, неожиданно заговорил:

— В первый раз вижу, чтобы руки мыли цветочным одеколоном…

Хозяин кабинета, не понимая, о чем идет речь, удивленно посмотрел на пионера. А тот, нажав на какую-то кнопку, отчего загорелся красный огонек, подал бинокль Шумилову:

— Очень занятно… взгляните сами, сейчас все повторится…

— Оччень занятно, — глухо подтвердила Гарпия, слегка растопырив черные крылья.

Валерий Иванович с любопытством прильнул к окулярам и тут же узнал кабинет генерального директора и его самого, сидящего за столом. Директор открыл дверцу стола, достал оттуда флакон с каким-то одеколоном, поиграл губами и, отвинтив красную крышку, плеснул пахучею жидкостью в согнутую левую ладонь. Затем, поставив пузырек, тщательно вымыл руки, вытер их куском пестрой материи и зачем-то понюхал. На его лице выразилось полное удовлетворение, и он трескучим голосом тихо запел:

— Не кочегары мы, не плотники, и сожалений горьких нет, как нет… Мы — генеральные высотники, да, и с высоты вам шлем привет, шлем привет!.. — и он, довольно улыбаясь, сделал обеими руками широкий артистический жест кому-то невидимому, словно посылал приветствие.

— Очень любопытно, — тут же оживился «Воландин», — не правда ли, любезнейший Валерий Иванович? Какой артистизм, какие способности? Ну прямо прирожденный актер! А актерам уж пренепременно нужны и зрители… И как вы думаете, уважаемый, для чего ваш драгоценный и такой наивнимательнейший к себе, мой тезка по отчеству, — проговорил он с явно издевательской ухмылкой, — проделал такую редкую процедуру?

Зеленоглазый мальчишонка при этих словах тоже скривился в ехидной улыбочке, а птица даже крыльями взмахнула.

Шумилов, удивленный увиденной сценой и неизвестной интерпретацией довольно известной песни, неуверенно предположил:

— Ну, наверное… чтобы… продезинфицировать их, то есть руки. А также, чтобы… они хорошо пахли… может быть… Другое пока ничего в голову не идет…

— Зачем же дезинфицировать-то, — не унимался гость, — если от него только что вышел его… единомышленник и соучастник по борьбе за драгоценный металл Григорий Абрамзон? А инфекция, как вы знаете, у них одна и та же — патологическая жадность к деньгам. Нет, от нее одеколоном не избавишься, здесь, уважаемый, нужно более радикальное лечение… А к тому же, как говорят,

ведь деньги не пахнут…

— Ну тогда уж и не знаю, Петр Петрович, — пожал плечами, недоумевая, секретарь, а оживившийся гость задумчиво произнес:

— М-да, а что, очень интересное и своеобразное предположение… Борьба с инфекцией… за чистые руки… Сейчас самое время эту инициативу, эти простые человеческие устремления поддержать, — глянул он весело на Аллигарио, — и, не останавливаясь, пойти чуть дальше… Давайте продезинфицируем тогда и некоторые другие места у вашего чистоплотного, — сделал он ударение на этом слове, — руководителя. Пусть и они хорошо пахнут. Зачем же их обижать?..

И тут Валерий Иванович увидел, как, закручивая крышку пузырька, Орлов сделал неловкое движение и выронил его прямо себе на брюки. Отчего содержимое флакона моментально и разлилось. На самом видном и известном месте тут же проступило большое темное пятно.

Благодушное выражение с лица директора словно ветром сдуло. Он резко дернулся, и, подхватив коварный пузырек, растерянно поставил его на стол. А сам, морщась и вздыхая, принялся промокать душистую жидкость той же материей, которой только что вытирал и руки.

— Вот ведь черт какой неумелый! — заругался он громко, глядя на неожиданный результат. — Что наделал… Ведь надо же такому… Ну что за дьявольщина!..

— Ну вот, — хитро улыбаясь, проговорил гость, — сам виноват, а опять на меня сваливает. Разве ж это справедливо, Валерий Иванович? Вы же сами только все видели… Плевого дела — крышу на пузырек навернуть — и того-то не смог… а еще генеральным директором называется…

— Соверршенно неспрраведливо! — тут же отреагировала Гарпия.

Шумилова весь этот «одеколонный конфуз», реакция Орлова и сарказм «Воландина» явно развеселили, и он, раскрасневшись и энергично сотрясаясь телом, фыркал и буквально давился от смеха.

— Конечно же, Петр Петрович, — хлопая зелеными глазами, иронично откликнулся пионер, — абсолютно согласен с Валерием Ивановичем — даже очень смешно свою неуклюжесть в таких пустяках сваливать на кого-то другого…

— Ты верно заметил, Аллигарио, — несколько посерьезнел гость, — некоторые люди так и привыкли поступать: все свои просчеты сваливать на кого-то другого. То на светлые силы, что недостаточно вдохновляли и освещали их праведный путь, то на темные силы, что дорожка у них чересчур уж извилистая и ничего им в дороге не было видно. Ну точь-в-точь, как ваш благоухающий Лев Петрович, — поморщился «Воландин». — А ведь надо просто иметь в виду: существуют день и ночь, которые в единстве и составляют сутки. День и ночь, светлое и темное — две неотъемлемые стороны одного и того же. Как две половинки яблока. Ведь просто так, как вы догадываетесь, ничего не создано. Все находится в единой гармонии и равновесии. Неужели это так сложно понять? А человек все время пытается бороться с темной стороной, что совершенно бессмысленно!.. Бороться за то, чтобы все время был день и не было ночи. Извините, но это же полный абсурд. И все, что в вашей жизни происходит плохого, вы непременно пытаетесь списать на темные силы, а сам человек здесь как будто бы совсем ни при чем… Но ведь это, любезнейший, абсолютно неправильно и крайне несправедливо!.. Надо все же знать предназначение каждого ведомства и научиться понимать природу вещей и процессов. Для чего, как не трудно догадаться, нужно их просто изучать. И изучать серьезно… А так, конечно же, можно все валить на нас…