Зеркало из прошлого
Шрифт:
– Извольте! Взять хотя бы случай, произошедший в Бостоне полсотни лет тому назад. Некий Альберт Тирелл, влюбившись в Марию Бикфорд, девицу, скажем так, не совсем благопристойного поведения, ради нее бросил семью и стал жить с ней. Однако жизнь любовников не была безмятежной – сия ветреная девица давала ему много поводов для ревности, и между ними то и дело возникали ссоры и скандалы. И вот однажды эту девицу обнаружили с перерезанным горлом в горящей квартире, и подозрение пало на этого господина, который, ко всему прочему, скрылся. Его через несколько месяцев разыскали. На суде он рассказал, что в то утро он проснулся у себя дома в окровавленной одежде, а затем узнал из газет, что произошло убийство.
Письмоводитель, глядя Арсению в глаза, произнес холодно и с презрением:
– Я не имею доказательств вашей вины, но уверен, что именно вы настоящий убийца Анны Ступачевской!
– С чего вы взяли?! – возмутился Арсений. – Да как вы смеете!
– Любое преступление, если только его не совершает сумасшедший, имеет мотив. Вы сами рассказали, что Ступачевская в разговоре с Акуловым призналась, что любит его, как и он ее. Она дала ему месяц для налаживания добрых отношений с отцом, пообещав пока не отвечать вам. Скажите, какой тогда мог быть мотив у Акулова? Никакого! Это показывает и его дальнейшее поведение. Если бы он убил Ступачевскую, то постарался бы скрыть следы, не держал бы у себя в комнате орудие убийства. Акулов же словно специально делает все, чтобы его заподозрили. Взять хотя бы тот факт, что он валяется в постели почти до полудня. Это он после убийства никак не может выспаться? Не нервы, а канаты!
Теперь обратимся к другим фактам – во-первых, примятый газон под вашим окном. Я расспросил горничную, которая убирает в вашей комнате, и она рассказала, что в то утро подоконник вашего окна был в грязи. Все это доказывает, что вы ночью выходили в сад, и у вас нет алиби. А если учесть, что вы были оскорблены поведением Анны, которой накануне сделали предложение, – это мне тоже известно, – то вполне могли в порыве разыгравшихся эмоций ее задушить.
– Что за чушь вы несете! Я любил Анну! Вы вправе меня арестовать, но я невиновен!
– Для того чтобы вас арестовать, нам не потребуется ваше разрешение.
– Как вы можете даже предполагать такое? – Арсений схватился за голову и повторил: – Я любил Анну!
– Оскорбленное самолюбие и неудовлетворенная страсть оказали вам плохую услугу.
– Возможно, ночью я выходил в парк через окно – я ничего не помню, но я знаю точно, что не убивал Анну!
– Допускаю, что вы действовали неосознанно, – для этого я вам и рассказал про убийство в состоянии сомнамбулизма. Я опросил также лакея, который прислуживал вам позавчера за ужином, других слуг, и их слова убедили меня в том, что вы не прикидывались пьяным, а были таковым. Однако здесь не Америка, и если будет доказана ваша вина, вас ждет в лучшем случае каторга.
– Если будет доказана моя вина? Выходит, и вы не до конца в этом уверены, есть сомнения?
– Не сомневаюсь лишь в том, что, когда дело дойдет до суда, золото ваших родителей значительно облегчит вашу участь, но позор на вашу семью все равно ляжет.
– Я арестован?
– Предположим, я вам верю, вы действительно совершили убийство в состоянии сомнамбулизма.
– Не убивал я Аню!
– Не кричите так сильно – это не в ваших интересах. Это расследование провел лично я, и следователь ничего не знает. А узнает он или нет, зависит от нашей с вами договоренности.
– О чем вы?!
– Я засиделся на своей должности – оклад малюсенький и никакой перспективы. К тому же имею некоторые финансовые затруднения. Вы меня поняли?
– Вы хотите, чтобы я вам заплатил за молчание?
– Совершенно верно. Пять тысяч рублей – сумма небольшая, если учесть, что она вас спасает от виселицы или каторги, а вашу семью – от позора. Думаю, услуги адвоката обойдутся значительно дороже.
– У меня нет таких денег.
– У вас нет, у вашего отца есть.
– Что я ему скажу?
– Придумайте что-нибудь – это в ваших интересах.
– А если я не найду денег?
– Это будет весьма прискорбно для вас. Следователю станет известно, что вы тайно ночью покидали комнату, и вы с художником Акуловым поменяетесь местами. Он вернется в свою комнату, а вы отправитесь в камеру до суда. При этом я ничего не выиграю, но и не потеряю. Даю вам трое суток на поиск денег.
– Выходит, Акулов не виноват?
– Подумайте лучше о себе и где достать деньги. Если вы посчитаете нужным сообщить кому-нибудь о нашем разговоре, я буду категорически все отрицать. И потом, я человек маленький, мне терять, собственно, нечего. Для сравнения: вы упадете в пропасть, а я ушибу колено, но мне к этому не привыкать. Не думаю, что меня уволят, – следователь, уважаемый Вениамин Сергеевич, высокого мнения о моих аналитических способностях. Вот только благодаря им он заслужил почет и уважение, продвижение в чинах, а я – ничего. Доступно я все изложил? – Письмоводитель приподнял шляпу, давая понять, что разговор окончен. – Честь имею! – Он развернулся и быстрым шагом направился по аллее вглубь парка.
Арсений был ошеломлен и растерян. Он – возможный убийца Ани? Девушки, которую любил и желал видеть своей женой? Промелькнула мысль: «Крючкотворец письмоводитель все так складно изложил, что я уже готов в это поверить. Но ведь это невозможно!» А внутренний голос ему нашептывал: «С другими же это происходило, почему с тобой не могло быть?» Ему вспомнилось, как в детстве ночами он часто разговаривал, а их семейный врач, Николай Михайлович, пояснил обеспокоенным родителям:
– Пусть говорит, со временем это пройдет, лишь бы ночами не ходил.
«Так значит, врач уже тогда предполагал, что у меня есть предрасположенность к лунатизму?»
Жизнь, еще недавно казавшаяся прекрасной, сулившая много интересного, неизведанного, вдруг в одно мгновение рухнула под откос, в полный мрак, откуда нет возврата. Он не только потерял любимую, но, возможно, сам и убил ее, и его ожидает в скором времени каторга, а то и виселица. Впрочем, разве сможет он жить после такого? Собственными руками убить любимую!
Арсений с ужасом посмотрел на свои руки, словно это были гадюки, затаившиеся перед смертельным броском. Он закрыл глаза и сосредоточился, пытаясь вызвать видения той ночи. Память отказывалась ему помочь, но он заставил себя представить, как поднимается ночью с кровати, открывает окно, спрыгивает на газон. Идет в ночи, ведомый темной силой, таящейся в нем в ожидании своего часа. И вот этот час настал!
Он выходит на тропинку, ведущую к дамбе. Темнота ночи его не пугает – ведь он сам часть того темного, мрачного, имеющего власть над ночами. Недаром с давних времен не рекомендуется выходить из дома в темное время, особенно в полнолуние, когда властвует морок ночи, способный помутить рассудок и отдать человека во власть бесов. Дойдя до дамбы, он затаивается, имея, несомненно, дурные намерения, и ждет, когда появится она.