Зеркало Кассандры
Шрифт:
– Но я предпочитаю смотреть правде в глаза. Бомжи – это отбросы, они вредны для нации, они переносят болезни, они агрессивны…
Кассандра углубилась в свои мысли, и шофер продолжал говорить в пустоту.
Болезнь. Интересное слово. Раньше говорили «болесть». Этимологически – боль есть. Нищие чувствуют боль постоянно. Как они могут выздороветь?
Шофер был страшно доволен, что нашел слушательницу.
– Я побывал в Москве в эпоху Сталина, когда Россию крепко держали в руках. И могу вам точно сказать, в ней не было ни одного бомжа. Их всех отправили
Кассандра молчала. Ей не терпелось добраться до места.
Они выехали из Парижа, миновали окружную и попали в восточное предместье. Стеклянные здания Дефанс уступили место обычным многоэтажкам Курбевуа, потом свои права заявила природа, и машина покатила по лесопарковой зоне.
Оставив позади окружную, они ехали сначала по национальному шоссе, потом региональному, потом коммунальному, пока не свернули на грязный проселок. Выцветший указатель обозначил название деревни.
– Вы уверены, что хотите выйти именно здесь, милая барышня? Здесь, знаете ли, диковато. Если хотите, я отвезу вас в приличную гостиницу, здесь неподалеку.
Кассандра не ответила и протянула шоферу 50 евро. Он отдал ей сдачу и протянул руку за чаевыми. Кассандра открыла дверцу, вылезла из машины и невольно вздрогнула, почувствовав, босыми ногами холодную землю.
– А на чай? Или с человеком по-собачьи?
Этимологически «чаевые» от чая. Они для того, чтобы пить чай. Думаю, тебе, дяденька, никакой чай не поможет. Не подобреешь.
Кассандра двинулась вперед, даже не оглянувшись. Водитель, прежде чем уехать, крикнул ей вслед: «Скупердяйка!» Кассандра не обратила на него внимания. Она рассматривала дом, перед которым стояла.
Значит, это здесь.
Почему я ничего не помню?
Даже пытаться не стоит: не помню, и все.
Не помню этого дома. Не помню брата. Не помню родителей.
Помню только Египет. И взрыв. Можно подумать, что это и есть момент моего рождения.
Наверное, я пережила шок. Катастрофа стерла всю мою жизнь до тринадцати лет.
Темный дом при лунном свете выглядел зловеще. Его окружала высокая, теперь ржавая ограда. Судя по табличке с молнией, она когда-то находилась под током. Но не теперь.
Чтобы так серьезно охранять свой дом, нужно очень бояться грабителей. Почему их боялись мои родители?
Прежде чем двинуться вперед, Кассандра внимательно осмотрела ограду. Увидела еще одну табличку: дом продается и телефон агентства недвижимости. Табличка покривилась, покрылась грязью и мхом. Можно подумать, что агентство в незапамятные времена сильно завысило цену. Или дом отпугивает покупателей?
Кассандра стала вглядываться в калитку, силясь хоть что-нибудь припомнить. Но старалась напрасно. Постояла у почтового ящика с надписью «Семья Каценберг». Из ящика торчало несколько выцветших проспектов с липкими следами улиток.
Кассандра вспомнила обитателей свалки.
Орландо. Напраз. Ким. Эсмеральда. Я же на самом деле не могла им рассказать, кто я…
Кассандра пошла вдоль решетки и за изгородью из кипарисов увидела очень красивый суперсовременный дом, смотрящий на парк огромными окнами. На белой волнистой крыше возвышалась башенка-многогранник.
Ржавчина сильно разъела решетку, и Кассандре ничего не стоило расширить дыру руками, чтобы в нее пролезть. Ей невольно вспомнилось, как она пробралась на свалку. И вот она уже в парке среди столетних деревьев на лужайке, заросшей травой. В свете луны поблескивает в стороне пруд с камышом.
Я не могла сказать им правду, потому что она для меня недостижима.
Кассандра закрыла глаза и глубоко вздохнула, стараясь отыскать путь в прошлое, нитку клубочка, который привел бы ее туда: запах, привкус, ощущение…
Пустота. Она смотрела в бездну.
У меня украли мои воспоминания. Украли память. Детство. Но кто? Кто их украл? Я хочу знать, кто же я. Я пойду до конца! Я узнаю!
Она опять глубоко вздохнула и подошла к пруду, серебряному в свете луны, с камышами и кувшинками. Казалось бы, она могла запомнить такую красоту, но нет. Она видела его словно в первый раз. Кассандра обошла дом, надеясь, что память откликнется на какой-то поворот, деталь, подробность. Но вспоминала она одно и то же: собственный отчаянный крик, мертвые искалеченные тела среди пекла, ее папа, ее мама… Это случилось четыре года назад. Ей тогда было тринадцать лет.
Картины пережитого ужаса вновь заслоняли собой прошлое. После теракта больница. Затем самолет. Во Франции социальные службы. Все чиновники старались заставить ее заговорить. Ей задавали вопросы, но Кассандра не понимала их, ей нечего было на них ответить. А потом появился человек, который считал, что сможет ей помочь. Это был Филипп Пападакис, директор интерната «Ласточки». Слова, с которыми он обратился к ней, звучали успокаивающе.
– Я близкий друг ваших родителей. Долгое время я работал с вашей мамой. Считайте меня своим дядей. Мы постараемся вместе справиться с вашими трудностями.
Потекло время, и капля за каплей застывший разум Кассандры стал понемногу оттаивать. Филипп Пападакис как-то сказал ей.
– Вы как будто родились заново. Сознание пробуждается вместе с рождением ребенка. Вы появились на свет в тринадцать лет. Никогда не поздно родиться.
Кассандра без труда представляла себе лицо Пападакиса, похожего на Дональда Сазерленда, но когда она думала о родителях, то видела только взрыв и кровавое месиво…
Кассандра обошла дом вокруг. Входная дверь была заперта, но она нашла невысокое окно. Взяла камень, бросила, разбила стекло, просунула руку в дыру и открыла шпингалет.