Зеркало любви
Шрифт:
Все замерли.
– Извольте объясниться, - ледяным тоном произнесла госпожа Асатиани.
Юля развела руками.
– Ну, я вот про это... когда отец уголовник, а мать бомжиха...
Малена побледнела. Но пока молчала.
В таких поединках иначе нельзя. Начнешь кричать, оправдываться, отрицать - будет только хуже. Нужен один удар - решительный.
А пока противоположная сторона орет - не становись с ними на одну доску. Чего глупее - кричать, что мои родители не такие, или они меня не
Матильда даже не вылезала. Это был не ее бой, она просто не справится, не сможет. А Малена выпрямилась, расправила плечи... и повеяло чем-то таким на присутствующих здесь людей.
Порода.
С кости и крови, Домбрийские, герцоги и дворяне, гордость и честь. Это - не сыграешь. Таким можно себя только ощутить, впрочем, не стоит думать, что это дано только дворянам. Достаточно не знать за собой подлых поступков - и можешь смело расправлять плечи. Ты уже не опозорил звание человека.
Но здесь и сейчас Малена словно закаменела.
И краем глаза подмечала все происходящее.
Вот, к ней пробивается Давид. Вот делает шаг вперед Нателла, вот остается на месте Манана, они не поддерживают, но и не отвергают, а вот Антон смущается, мать тянет его назад - и он подчиняется. Я не с ней. Она - не со мной. И вообще, я не при чем.
И словно туго натянутая струна рвется, хлеща по сердцу, вырывая из него кровавые клочья, уничтожая робкий росток любви с корнем.
Герцогесса Домбрийская многое сможет простить мужчине. Но вот этот шаг назад...
Ее мужчина не должен от нее отказываться, ни в какой ситуации, хоть тут небо падай. А тот, кто отказался...
Она не местный пророк, чтобы принимать всех сомневающихся, она - Домбрийская.
Слышатся шаги, гости раздаются в стороны, словно боясь коснуться чего-то гадкого - и почти напротив Малены выталкивают Марию Домашкину. А за ней видно лицо Дианы - довольное, торжествующее, видна Анжелика - эта тоже все знала, на морде написано, знала.
– Суки!!!
– выдыхает Матильда.
Но не вслух. Телом сейчас управляет Мария-Элена Домбрийская. И именно она ждет.
Мария Домашкина оглядывается. Выглядит она ничуть не лучше, чем в тот раз. А запах...
Сногсшибательно? Да, как-то так. Вонь пота, немытого тела, грязных вещей, дешевого дезодоранта и таких же дешевых, помоечных духов. А что? Она ж надушилась?
Почти Шанель. И вещи почти от Версаче.
– Дочка!
– Мария Домашкина определяется и топает к Матильде.
– Что ж ты с отцом-то так? Не по-людски получается, зачем его сажать-то? Ну подумаешь, погорячился...
Отсутствие зубов у нее во рту смотрится омерзительно. Матильда давно бы ударила.
Но и Мария-Элена ловит себя на мысли, что с радостью отдала бы приказ о повешении. На плечо ей опускается ладонь Давида Асатиани.
– Кто пустил сюда эту грязь?
Здесь и сейчас, ваша светлость. Вам выбирать...
Малена выпрямляется еще сильнее, хотя казалось бы, куда уж.
– Господин Асатиани, эта женщина когда-то дала мне жизнь. Ради уважения ко мне, если вы его испытываете, не унижайте ее еще больше, чем это сделали ваши подруги.
Раздается громкий выдох.
Да, такого местное общество еще не видело. А герцогесса улыбается, печально и понимающе.
– Мы все делаем свой выбор. Выбором моей матери было дать мне жизнь. Связаться с уголовником, уехать за ним, превратиться в... да, превратиться. Моим выбором было учиться, работать, стараться вести достойную жизнь. А выбором нескольких присутствующих здесь дам было потерять человеческое достоинство в попытке отобрать его у других. Не так ли, сударыни?
Взгляд Малены находит последовательно Юлию, Диану, Анжелику...
И те не выдерживают. Краснеют, смущаются... они не привыкли играть в эти игры. Вот склоки, слезы, вопль базарной торговки, а потом и сплетни по углам - это привычно. Это понятно, это даже как-то правильно в их глазах. Но - так?
Теперь с отвращением смотрят уже и на них.
– Дочка?
– не понимает ничего Мария Домашкина.
– С вашего позволения, господа, я завершаю эту безобразную сцену, - Малена хотела взять мамашу да хоть за шкирятник и уйти, но судьба распорядилась иначе.
В тишине раздаются торжественные аплодисменты.
Люди расступаются, и Малена видит приближающуюся к ней женщину.
– Ольга Викторовна?
– Добрый вечер, Малена.
Дама-историк, как всегда, очаровательна, ухожена, а на стоимость ее костюмчика можно и половину архива области выкупить. Следом за ней двигается дама неопределенного возраста в простом платье. Униформе?
Да...
– Нина, позаботьтесь об этой женщине, - кивок в сторону окончательно растерявшейся Марии Домашкиной. Та уже поняла, что все идет не так, неправильно, но сообразить ничего не успевает. Служанка - или кто она?
– подцепляет женщину под руку.
– Пойдем.
– А...
– Мы пока побудем тут, неподалеку. В комнате для отдыха.
– А я... как же...
– Пойдемте. Я вас чаем напою, с пирожными...
– Но...
Возражений не предусматривается. Мария Домашкина просто растерялась, потому и уступила поле битвы без боя. А Ольга Викторовна улыбается Матильде.
– Малена, милая, вы не отвечаете за выбор вашей матери. Зато вы настоящая внучка своего прадеда. Он мог бы вами гордиться.
– Моего прадеда?
– Купца Ивана Ильича Булочникова, известной в нашем городе исторической личности.