Зеркало миров
Шрифт:
– Я, конечно, знал, что часть расположенных рядом с Корримойли центурий перешла на... такой способ службы. Но я не мог предположить, что это явление... столь масштабно.
– К сожалению, это видят немногие. А многие из тех, кто имеет нужную информацию, - Раттрей подкинул в затухающий камин несколько лежащих перед ним поленьев, - не хотят.
– А дворянское ополчение? Ведь закон Гавана Миротворца устарел.
– Увы, отец Аластер, - тяжко вздохнул канцлер, - ситуация слишком неоднозначна. И просто отменить ограничение числа солдат в дружинах я не могу. Против встанут многие Высокие роды - ради сохранения политического баланса им придётся повышать свои военные расходы. К тому же, первыми кинуться наращивать силы северные лорды, там ещё не забыт "мятеж лилий" поколение назад.
На какое-то время пришла тишина, изредка нарушаемая треском поленьев. Вдруг Аластер пододвинул кресло чуть ближе к огню, достал из рясы небольшой томик и несколько минут что-то там искал. Потом с удовлетворённой улыбкой захлопнул книгу и обратился к остальным:
– Уважаемые даны, не знаю, упоминал ли кирос Брадан, но до принятия сана я всерьёз увлекался юриспруденцией. Да и теперь нахожу в этом занятии неплохой отдых. И сейчас я вспомнил об одном указе времён Ниана Второго Святого. Который ещё носил прозвище "Законник". Как известно он любил оформлять своей печатью любую мелочь. И потому после сражения при Лох-Хопе, когда местный барон кинул против десанта с островов вместе с ополчением местных висельников, пообещав выжившим прощение, император подписал бумагу. Согласно которой любой может искупить свою вину службой в армии "на защите страны". Я сейчас сверился с кратким "Сводом" - указ не применялся с тех пор ни разу, но до сих пор действует.
– А если добавить условие, что после пяти лет службы они имеют право заселяться только на юге и востоке... Вы гений, отец Аластер, - подхватил его мысль Раттрей, - тогда к началу войны мы получим недалеко от границ минимум три опытных легиона отставников. И парочку "карманных", про которые наши брезгливые Высокие лорды даже не вспомнят.
– Даже больше того, - вступил канцлер, - я спокойно смогу разрешить южным баронам увеличить дружины. "Дабы обуздать возможные волнения выселяемого преступного элемента". Кайр, с вас нужное общественное мнение.
– В идеале, инициатива вообще не должна исходить от нас...
– начал Раттрей, когда его прервал патриарх.
– Думаю, что к императору можем обратиться мы. Я давно уже говорил, что тюрьма слишком часто делает из человека зверя. И если появляется возможность дать заблудшим овцам шанс... Знай я о законе, предложил бы намного раньше.
– Тогда на этом нашу сегодняшнюю встречу, думаю, можно считать состоявшейся?
– с улыбкой спросил канцлер.
– С именем Единого да выстоим, - подвел итог патриарх.
Через месяц столица и крупные города провинций бурлили от рассказов и слухов про злоупотребления служащих тюрем и тяжкую жизнь заключённых. Не каких-то там душегубов, позвольте! Во всех модных салонах шли разговоры о бедных и несчастных молодых людях, которые оказались на каторге, попали под минутное влияние дурного - а теперь выйдут спустя годы калеками. Расследование показало, что ничего сверх закона или установленных правил в тюрьмах не происходит, а случаи судебных ошибок довольно редки... фабрику слухов и общественное мнение было уже не остановить. Особенно когда сначала среди красоток высшего света, а потом и среди подражавших дворянским салонам жён городских купцов и мастеровых стало модно "помогать обиженным, если зажиревшие чиновники и государство не хотят о них позаботиться".
Впрочем, до петиций Совету высоких лордов "о послаблениях в чрезмерно суровых законах" дело дойти не успело, вмешался сам патриарх. Пожурив излишне горячие головы, которые требовали перемен вплоть до отмены судебных кодексов, кирос Брадан обратился к императору поспособствовать облегчению участи "тех, в ком есть надежда на исправление". Как потом сплетничали по столице, Дайв Первый Блистательный уделил проблеме целых пять минут, после чего вызвал канцлера и потребовал, чтобы тот "немедленно разобрался со всякими глупостями", которые отвлекают правителя от важных государственных дел. Например, подготовки к осеннему балу, удачно совпадающему в этом году с высочайшим пятидесятилетием. Канцлер тоже "по-настоящему" заниматься проблемой не стал: тюрьмы находились в ведении службы "охраняющих покой", а за виконтом Раттреем ходила слава человека злопамятного. Потому решилось всё очень просто - какой-то мелкий чинуша, на которого, в конце концов, всё и спихнули, раскопал замшелый закон, император не глядя подмахнул указ о создании тринадцатого "штрафного" легиона и всё успокоилось. Тем более что и мода ходить по кандальникам постепенно сменялась свежими веяниями. Например, лично высаживать в оранжереях, которыми славился Турнейг, одну-две клумбы не прибегая к помощи садовников.
Сонная жизнь столицы тянулась до середины ноября, и расшевелить её не смогла даже череда балов Праздника тезоименитства. Но едва последний месяц осени минул свою половину, как высший свет снова стал напоминать растревоженный улей: один из самых влиятельных Домов империи оказался замешан в громком скандале. Начиналось все по мелочи - младший сын главы клана оскорбил по пьяному делу родственницу какого-то провинциала, тот потребовал "ответа чести" и вызвал виновника на судебный поединок. Отец, естественно, выставил вместо недоросля замену - профессионального бретёра. Дворянчика должны были убить, девчонке "сунуть в зубы" грошовое содержание до совершеннолетия или замужества - и "инцидент можно считать исчерпанным". Вот только перед началом боя защитник при свидетелях призвал Единого покарать того, кто берётся отстаивать неправое дело за деньги - и опытнейший дуэлянт случайно напоролся на меч. А свидетели утверждали, мол, все как один ощутили "руку слабейшего, но праведного, что повел кто-то из божьих посланцев".
Незадачливого отпрыска немедленно сослали в самое глухое поместье, наёмные болтуны стали напоминать о заслугах дома Кингасси, честности и благородстве его главы дан Шолто - но сплетни было не остановить. Умные головы усмехались интриге, изрядно запачкавшей имя нынешнего главы "бело-красных", вдвойне: северянина-поединщика ввёл в свет давний конкурент Кингасси лорд Хаттан. А тому его порекомендовал виконт Раттрей, которого Шолто люто ненавидел - семья виконта получила дворянство всего полтора столетия назад, но перед главой канцелярии внутренних дел вынуждено склоняли голову даже Старшие кланы. Пусть они и считали свой род задолго до основания империи.
Потому-то всего через две недели в императорском совете заполыхали непривычные для зимы политические баталии: разъярённый лорд Кингасси добивался удовлетворения петиции южных дворян о снятии ограничений на личные дружины. Надеясь этим изрядно досадить главе "охраняющих покой", который всегда резко выступал против появления в окраинных провинциях мало зависящих от центральной власти солдат. Но едва подпись Дайва Первого появилась под документом, столица содрогнулась от хохота над "домом Кингасси, сплошь состоящим из лопухов и неудачников", снова: после императорского указа, на который лорд потратил изрядное количество сил и денег, благодарить южане пришли Раттрея. Оказалось, тот ещё летом пообещал им помочь "протолкнуть" прошение "своими способами".
Бешенство Шолто, едва он узнал о визите мормэра Леваанна в дом Раттреев, было неописуемо. Те, кто был "в курсе подробностей", с удовольствием смаковали детали, рассказывая, как лорд Кингасси один за другим разгромил кабинет и несколько комнат в загородном особняке, прежде чем сумел хоть чуть-чуть успокоиться. Но способ отомстить, как осуждающе говорили следом, выбран был отвратительный: не думая об остатках и так изрядно попорченной в глазах высшего света репутации, Шолто добился от императорского церемониймейстера того, что имя Фионы Раттрей не попало в список приглашённых на балы Зимнепраздника. Конечно, она могла прийти и вместе с мужем, главе канцелярии внутренних дел именные золочёные картонки присылали регулярно - хотя и знали, что на подобные мероприятия "хранящий покой" никогда не ходит. Вот только пыткой это наверняка будет куда большей, чем всё пропустить: в присутствии Кайра Раттрея люди становились нервными и замкнутыми, а разговоры сразу же умолкали. Слишком хорошо все помнили о провалившемся покушении на Дайва Первого восемь лет назад, и том, чьими стараниями многие из Старших семей больше на столичных балах не появились никогда.