Зеркало надежды
Шрифт:
– Кто таков?
Оно и понятно, иные нищие лучше выглядят, да только Арман нищим не был. И себя понимал.
– Арман Тенор. Матрос я…
– Саларинец? – прищурился один из стражников. – Выговор у тебя…
Это верно. Язык один, и схожий, но саларинцы чуть растягивают «а» и чуть-чуть картавят на букве «н». Она у них получается как бы смягченная, не «н», а «нь».
Выглядит это достаточно мило, но в речь въедается, и саларинцев опознают по этим признакам влет. Так же, как аллодийцев по четко произносимой «о», а эларцев по рычащему
– Шли вниз по реке. Нас степняки перехватили, – честно признался Арман.
Лица стражников посерьезнели.
– А ты как спасся?
– Моей заслуги тут нет, – Арман и не подумал что-то скрывать от мужика с нашивкой десятника. – Эти сволочи поперек реки в узком месте цепь растянули, корабли и налетели. Передний на цепь, задние на передний.
Стражники закивали.
Вообще, Интара была рекой своеобразной. Где-то поуже, где-то пошире, но везде глубокой и судоходной. И в некоторых местах ее действительно легко было перегородить, до сих пор и камни были, и цепи, но степняки?
Чтоб эти скотокрады сообразили?
Арман понял сомнения и махнул рукой.
– Их много было. Я не считал, но ночью через их лагерь плыл, их тысяч тридцать, а то и больше.
– Плыл?
– Они вниз по Интаре идут. Я не так надолго их опередил, день, может, два… край – три.
– Тебя к градоправителю надо бы, – задумался один из стражников.
– Надо бы, – согласился Арман. – На нашем корабле плыла Шарлиз Ролейнская…
Стражники переглянулись. Кто это такая, по городу знали, встречать готовились.
– И?
– И то. У степняков она.
– Пошли-ка, я тебя лично к градоправителю отведу, – вздохнул старший. – Дело такое…
И то, дело важное. Хоть и не виноват Остеон в набеге, а пропала-то дочь у Самдия на территории Аллодии. Еще странам сцепиться сейчас не хватает.
А и потом…
Надо же знать, куда делась принцесса.
* * *
Симон Равельский, хоть и занят был по уши, но Арману время уделил.
Лично, не чинясь, усадил в кресло, налил вина и принялся расспрашивать. Арман таиться не стал, и честно поведал, как прятался, как боялся, как по реке плыл, как принцессу утащили….
Симон выслушал, как на исповеди, и вздохнул.
– Ты что делать-то хотел, парень?
– На корабль наняться, господин, – буркнул Арман. – Денег нет, ничего нет…
– Уж прости. Придется тебе в Равеле задержаться.
Арман дернулся было, но тут же понял, что никто его хватать, тащить и заключать под стражу не будет. Не с таким видом все это делается.
– Ее высочество все же королевская дочь, сейчас начнется скандал, потребуется хоть один свидетель происшедшего.
– Чтобы меня потом за трусость повесили? – недобро огрызнулся Арман. – Что не спас, а удрал?
Градоправитель тихо рассмеялся.
– Ага. То-то навоевал бы ты с одним ножом против нескольких тысяч степняков. Нет, ты все правильно сделал. Увидел, предупредил… Значит так, я секретарю скажу, побудешь пока в городе. Во время осады каждый защитник на счету.
Арман возражать не стал, но не был бы Симон градоправителем, если б не умел в людях разбираться.
– Не пошлю я тебя на стены. Мне тебя прямой резон беречь, чтобы никто не обвинил. Поживешь пока в казармах, со стражниками, а там, Брат поможет, и отобьём мерзавцев.
Ага. Отобьют такие… сразу не полегли бы.
Симон фыркнул.
– Наше дело продержаться, пока подмога не подойдет. А дальше видно будет.
Еще когда она будет, та подмога… и поможет ли? Да и будет ли кому помогать?
Но вслух Арман ничего не сказал. Поклонился, поблагодарил и послушно проследовал за секретарем. Что б там дальше ни было, но поесть горячего, а не сырой рыбы, поспать на мягком, переодеться – хотелось. А там можно и придумать чего, его в казармы отправляют, не в тюрьму.
Секретарь, Ханс Римс, который не менее своего патрона был опытен в чтении чужих мыслей по выражениям лиц, помалкивал.
А что тут скажешь?
Скоро последние из кораблей уйдут, и превратится город в одну тюрьму. А стражу будут степняки нести, под стенами…
И смысл человека в камере держать? Пусть пользу приносит…
Арман об этом не догадывался, не то бросился бы опрометью в порт. Но…
Казармы оказались неподалеку, там Армана накормили мясной похлебкой, в которой плавал большой кусок говядины, налили стакан вина, и мужчина почти без сознания упал на кровать. Спать вдруг захотелось так…
В эту минуту на него могло сотню степняков вынести – его бы убили, не добудившись. Безумно усталый мужчина спал.
Мария-Элена Домбрийская
Госпожа Ливейс весьма обрадовалась постояльцам. Как же, ее домик так герцогине понравится, что она и второй раз заглянула. Теперь тетушка Берта будет об этом всем постояльцам рассказывать.
Была она рада видеть и Ровену, но по другой причине.
Пока граф с сыном отправились корабль искать, графиня с дочерями еще спали, а Малена и Ровена спустились вниз и с удовольствием завтракали с госпожой Ливейс, как и в прошлый приезд. Тут-то тетушка Берта и выложила новости.
– Тебя, девочка, один человек спрашивал.
– Кто? – вскинулась Ровена.
– Имени он своего не назвал. Рыжий такой, что твой костер. Сказал, ты знаешь.
Ровена знала. Она прикусила губу, посмотрела на герцогессу.
– Ваша светлость… я отлучусь?
– Разумеется.
Разговор этот состоялся на следующий день после приезда ее светлости, сразу после обильного завтрака. Почему не раньше?
Так пока договорились, пока устроились, пока поужинали, тут и спать пора… не до разговоров. А вот с утра и поговорить можно.