Зеркало смерти, или Венецианская мозаика
Шрифт:
Меня-то никто не принуждал. Я пришла сюда сама.
Она огляделась по сторонам. В церкви было полно народу. Ее соседка, элегантная итальянская матрона, сидела так близко, что ее красный рукав соприкасался с предплечьем Норы, но та ничего не имела против. Они все пришли сюда по одной и той же причине. Они связаны, захвачены (вот нужное слово) музыкой.
Антонио Вивальди. Нора вкратце знала историю его жизни — рыжебородый священник страдал астмой. Он преподавал игру на органе, написал «Времена года». Но до настоящего момента он ни разу не волновал ее сердце. С предвзятостью студентки, изучавшей искусство, она считала, что его музыка неоригинальна. Где она только не звучала: в лифтах, в супермаркетах… Страшно заиграна. Но здесь, при зажженных
Она знала, что церковь изменилась — прочла в путеводителе. В конце века, после смерти маэстро, к зданию добавился фасад в палладианском стиле, но Норе казалось, что священник где-то рядом. Она смотрела на тени, отбрасываемые свечами. За колоннами стояли внимательные местные жители, слушали музыку, и Нора пыталась отыскать среди них рыжеволосую голову композитора.
По приезде в Венецию Нора почувствовала себя снявшейся с якоря: она оторвалась от гавани и дрейфовала по бесчисленным туристским каналам. Увлекаемая толпой, ошалевшая от гвалта иностранных языков, она то оказывалась в окружении немецких туристов с их гортанной речью, то ее затягивала цепочка ярко одетых молодых французов. Пробравшись сквозь людское месиво, она пересекла площадь Сан-Марко и оказалась перед знаменитым фасадом библиотеки Сансовиниана на площади Броглио. Нора ввалилась в ее двери, словно в травматологический пункт за помощью. Она не хотела вести себя как туристка, ее раздражали эти толпы. Красота, которую она видела повсюду, почти заставила ее уверовать в Бога. Во всяком случае, она поверила в Венецию. Но город физически подействовал на нее с такой силой, что она начала его бояться. Ей требовался якорь, чтобы почувствовать себя своей. В библиотеке она будет искать сведения о Коррадино. Добрые понятные слова в строгих текстах с фактами и датами станут для нее долготами и широтами и приведут в тихую гавань. Здесь он встретит ее, словно родственник в аэропорту. «Дай я покажу тебе все, — скажет он. — Ты ведь местная. Ты моя родственница».
Консьерж в отеле, добрый, заботливый человек, понял ее состояние: он знал, как действует на людей его город. Это он предложил ей посетить Сансовиниану, объяснив, что библиотека — хорошее место, там она узнает о своем предке и о том, где можно в городе ознакомиться с его работами. «Если короче, синьорина, — сказал он, — то это почти везде». Норе понравилось, что ему знакомо имя Коррадино Манина. Консьерж говорил о нем, словно о приятеле, с которым каждый вечер выпивает. Когда Нора спросила, что ей следует посмотреть в самом городе, он сделал рукой широкий жест.
— Faccia soltanto una passeggiata, Signorina Soltanto una passeggiata, — ответил он. — Просто ходите. Ходите, и все.
Он был, конечно, прав. Выйдя из симпатичного отеля в Кастелло, она бродила по лабиринту переулков, без сожаления теряя представление о времени и пространстве. Все здесь казалось прекрасным, даже разрушение. Великолепные дворцы подпирали гниющие дома с обеих сторон, видно было, что лагуна пожирает их заживо. Оштукатуренная каменная кладка осыпалась в канал, словно печенье, покрошенное в марсалу, [24] но это лишь добавляло очарования. Казалось, дома с удовольствием отдаются воде, желая слиться с ней. Нора ходила по мостам, словно зачарованная. Ей нравилось все: и переброшенные через узкий канал от окна к окну веревки с бельем, и чумазые мальчишки, гоняющие на пустыре футбольный мяч. Ее восхищали арабские мотивы в архитектуре.
24
Марсала — крепкое виноградное вино, имеющее сходство с мадерой, но отличающееся большим содержанием сахара.
Нора сознательно не планировала маршрут. В Лондоне вся ее жизнь была продумана, словно карта с дорожными знаками. За долгие годы она ни разу не заблудилась, она точно знала, как добраться до того или иного места. В случае затруднения ей всегда приходила на помощь карта метро или указатель улиц. Эрудит Стивен сказал ей, что, когда в Лондоне составляли карту метро, художник специально сделал между станциями одинаковое расстояние, хотя это не соответствовало действительности. Так он попытался придать горожанам уверенности, чтобы они без страха спускались в мрачное подземелье и чувствовали, что могут передвигаться по городу легко и безопасно.
Но здесь, в Венеции, стремлению Норы к спонтанности подыгрывал сам город. В путеводителе была карта, но она ей не понадобилась. На стенах домов древними желтыми буквами обозначались два направления — Сан-Марко и Риальто, но из-за S-образной формы Большого канала они часто указывали в одну и ту же сторону. На незнакомой пьяцце Нора отыскала два желтых знака, ведущие к Сан-Марко, только стрелочки на них указывали в противоположном направлении.
Я Алиса, а эти значки нарисовал Чеширский кот.
Ее ощущение жизни в Зазеркалье только усиливалось. Солнце клонилось к закату, и она решила, что надо бы пойти к Сан-Марко. Но когда Нора попыталась следовать знакам, они повели ее все дальше и дальше, пока она не уткнулась в белую арку Риальто.
Под мостом Нора остановилась — выпить чашечку кофе и восстановить силы. Мимо сновали туристы, жадные до новостей, как некогда торговцы. Они держали в руках путеводители и томики Шекспира. Нора мысленно отделила себя от толпы.
Я не туристка. Я останусь и буду здесь жить.
Жизнь ее была упакована и оставлена в камере хранения на некрасивой верфи соседнего городка Местре. Нора заплатила за хранение на месяц вперед. За это время она должна найти квартиру и устроиться на работу.
Она смотрела на мерно попыхивающие вапоретто и думала об отце. Забитая народом лодка остановилась на конечной остановке «Риальто», и Нора увидела молодого человека в голубом комбинезоне. Он прыгнул на причал, накинул на столбик веревку и с большой сноровкой привязал лодку.
Мой отец.
Такая идея ей раньше в голову не приходила. А мать? Она приехала сюда ни с того ни с сего, влюбилась и забеременела. Нора прогнала мысль о матери, она не хотела признавать, что Элинор оказалась здесь раньше ее. Хотела думать, что это ее одиссея.
— Я не такая, как мать. Я другая, — сказала она вслух.
Неожиданно возле нее возник официант с дружелюбно-вопрошающим выражением на лице. Нора улыбнулась и покачала головой. Расплатилась, оставила чаевые и ушла.
На этот раз она позаимствовала стратегию у Черной королевы из «Зазеркалья», пошла путем, противоположным тому, что рекомендовали дорожные знаки, и вскоре обнаружила, что входит в место, которое Наполеон неудачно назвал «лучшей гостиной Европы».
Садилось солнце, предметы отбрасывали длинные тени. Кампанила нависла над площадью, словно огромная стрелка солнечных часов; ярко высвечивались высокие арки крытой галереи под самой крышей. Нора со священным трепетом смотрела на роскошные бронзовые купола базилики — такое величие, такая красота! Рим и Константинополь сошлись здесь и произвели на свет странного и удивительного горбатого зверя — абсолютно новое существо, дракона со шпорами, охраняющего город. И, по контрасту с ним, свадебный торт Дворца дожей, спокойный и однотонный, украшенный филигранью белого камня. Только здесь можно было поместить Оролоджо, часы для великанов, где вместо цифр красовались золотые изображения зверей зодиакального круга, и это казалось почти закономерным. Норе захотелось присесть. Кружилась голова. Она открыла путеводитель, но слова плыли перед глазами. Перед лицом такого величия черно-белые строки выглядели неуместными. К тому же Нора решила держаться подальше от туристов на Риальто, ей не хотелось смешиваться с толпой и вести себя как они — переводить глаза с путеводителя на памятники, словно артист-новичок, разрывающийся между камерой и сценарием.