Зеркало Велеса
Шрифт:
К пленницам холопы отнеслись с куда меньшим трепетом, и те жались втроем под одной общей попоной. Со свалявшимися волосами, мятыми, опухшими лицами, разводами под глазами, они вызывали еще меньше симпатий, нежели вчера.
Боярина и князя Андрей не увидел – видать, господ уложили где-то с особыми удобствами. Общаться было не с кем, и Зверев занялся тем, что уже начало входить в его привычку: вытянул саблю, поднял один из щитов и пошел к заиндевевшему кусту бузины отрабатывать удары вслепую – поражать намеченную точку, закрываясь при этом деревянным диском от возможного нападения.
Когда
– С добрым утром, отец.
– Не много у человека радостей в жизни, Андрей. – положил ему руку на плечо Василий Ярославович. – Но мне повезло в самом главном. Я не просто знаю, что ты мой сын, новик. Я горжусь этим.
И хотя Зверев знал, что родство с этим человеком для него – чистое недоразумение, горя чая волна у довольствия прокатилась по телу.
– Я ведь твой сын, отец. Разве я могу быть другим?
– Я знаю, – улыбнулся боярин. – Как тебе первый поход?
– Спасибо, не распробовал.
Лисьин рассмеялся, обнял его:
– Ничего, походов ратных и на твой век хватит. Ныне же роздых небольшой сделать можно да удаче порадоваться. Мы с князем сговорились: кони, в замке взятые, и девки эти ему достанутся, а прочая добыча вся – нам. Так что поутру домой двинемся. Матушка, верно, уж беспокоится. Боится за тебя. Ей волю дай – под юбку бы спрятала и за порог не выпускала. Не зря, ох, не зря Господь бабам повиноваться мужниной воле назначил. Кабы по-ихнему все было, давно бы мы все под ярмом иноземным ходили… Сегодня бы хорошо уехать – да с холопов уроку никакого. Замаялись в походе. А еще более – в отдыхе.
– А это правильно – что вся добыча нам, а князю всего лишь кони да женщины?
– Ты, сынок, не забудь, что нам еще со скобарями делиться надобно. Опять же, Крошинский сверх сего племянника своего получил. Ну, и кони у ордынцев знатные. Опять же, надеется он, среди пленниц родичи кавалера Карла окажутся, а то и жена. Вот тогда уж князь с ним поторгуется.
– А что, это может быть его жена? – Андрей бросил взгляд на трясущихся под попоной невольниц.
– Вряд ли, – пожал плечами боярин. – Крестоносцам жены не положены. Так что, мыслю, шлюхи это обычные, что для баловства кавалеры завели. Но князь шибко надеется… В общем, сын, поглядывай, чтобы добра холопы не портили. Наше все это ныне. И пить им больше не давай. Бочонок пусть дохлебают, и хватит. А едят пусть от пуза.
Впрочем, особого вмешательства от Андрея не понадобилось. Остатки вина уже через час прикончили самые ответственные из воинов – те, что занимались лошадьми. Остальным, тяжело просыпающимся после ночной попойки, досталась только мороженая свинина, которую приходилось по часу запекать в углях, да разбросанное по всей поляне добро, что сызнова нужно было упаковать в тюки и увязать на санях.
Поутру князь Крошннский с холопами проводили союзников до порубежной стражи, и только тут родственники крепко обнялись.
– Благодарствую тебе, боярин, – отступив, поклонился литовец. – Коли во мне нужда возникнет, весть пришли. Я отныне твой должник.
– Какие счеты, княже, – развел руками Лисьин. – Мы ведь родственники.
– Свидимся, Василий Ярославович, обязательно свидимся.
Никаких вопросов у литовских порубежников после этой картины не возникло, и тяжелый обоз медленно выкатился на нейтральную полосу. В этот раз отряд двигался со скоростью, уступающей даже пешеходу, а потому к московской заставе дополз только в сумерках. Себежский стражник раскланялся, восхищенно покачал головой, глянув на груды сваленного на сани добра, и махнул рукой: проезжайте! Похоже, в этом мире вопросы возникали только к тем, кто зачем-то покидал свою страну.
Впрочем, и в остальные времена это ничуть не изменилось.
Заночевал отряд в версте за стражей, а поутру Василий Ярославович предложил:
– Слушай, сынок, а не глянуть ли нам, что тут князь Тушин отстроил? Завернем в Себеж, воеводе поклонимся, себя покажем. Обоз вон как тянется, опосля без труда нагоним.
– Конечно, посмотрим! – немедленно согласился Андрей.
– Вот и ладно. Пахом, Вторуша, коней седлайте. С нами поскачите… Хотя нет… Вторуша, тебя за старшего оставляю, обоз поведешь. Никита, Глеб, Рыкень, Рюрик – вы с нами.
После завтрака всадники, не дожидаясь, пока обоз соберется и двинется дальше, поднялись в седло, вернулись к порубежной страже и поскакали влево, по хорошо накатанному тракту. Миновав густой, вековой бор, они въехали на пологий взгорок, с которого спустились уже в поля. Или луга – замерзшим болотом или поверхностью озера не могли быть те частые холмики, что лежали по сторонам, насколько хватало глаз. Дорога ушла вниз, запетляла, прячась от крупянистой поземки, а когда снова забралась наверх – впереди открылась земляная стена с тыном, по обе стороны от которой раскинулись идеально ровные просторы озера. Слева от путников, в полуверсте, на вытянутом острове, белели свежим деревом рубленые стены высокой крепости.
– Вот он, Себеж, – кивнул на нее боярин и придержал коня, приближаясь к воротам, перед которыми прогуливалась немногочисленная стража в кольчугах поверх тулупов, в шапках вместо шлемов, но с саблями на поясе и копьями в руках.
– Куда?! – вскинул руку на всадников один из пяти караульных. – За въезд по полушке с каждого платить положено.
– Обезумел, смерд?! – взмахнул плетью Василий Ярославович – Боярин Лисьин к князю Засекину с поклоном прибыл – а ты за то серебро взять хочешь? Кнута давно не пробовал?!
– Дык, положено… – уже не так уверенно повторил стражник, но боярин не удостоил его ответом и проскакал мимо.
– Думать надо, – добавил, въезжая с прочими холопами, Рыкень, но стражник только махнул рукой. Доказывать правоту семи отлично вооруженным воинам ему отнюдь не улыбалось.
За стеной, которую при желании можно было обойти с любой стороны – но только зимой, разумеется, – вольготно раскинулись всевозможные домишки. Где просто срубы с крыльцом, где пятистенки, а где и просторные русские избы, со стенами в два окна, высоким цоколем и крытым двором. Из труб неспешно тянулись дымки. Вдоль дороги пристроились две церквушки. Небольшие, размером с избу, но опрятные, с луковичными маковками. Холопы перекрестились, проезжая мимо, и Зверев последовал их примеру.