Зеркало Велеса
Шрифт:
– Как ты это делаешь, боярин? – не удержался Крошииский.
– Не задавай трудных вопросов, княже, – покачал головой Зверев. – Не будешь получать неприятных ответов. А сейчас отвернись. Дай помолиться.
Через минуту литовские воины ступили на затвердевший снег и сперва неуверенно, а потом все более быстрым шагом поспешили к близкому лесу.
– А ты куда? – Новик поймал за шиворот ярыгу, попытавшегося уйти вместе с холопами.
– Князь! – жалобно крикнул перебежчик. Крошинский оглянулся, хмыкнул и поскакал дальше.
– Кому ты нужен, подонок? – презрительно сплюнул Андрей. – Думал, землю, на которой родился, продать выгодно да жить потом безбедно? Не положено предателям умирать
– Не убивай меня, боярин, – втянул голову в плечи ярыга. – Не убивай, Богом тебя прошу. У меня дети малые. У меня… Я заплачу! У меня серебро в Ломже спрятано! Я принесу. Я все принесу…
Зверев снял с него треух, ударил по макушке оголовьем сабли, аккуратно уложил обмякшее тело, шапку подсунул под голову. Пощупал пульс. Сердце билось мелко, как у испуганного зайца. Но билось.
– Нужен ты, тебя убивать. – Новик поднялся в седло. – Мараться только…
Он развернул скакуна и помчался вдоль влажной черной линии, стараясь не очень приближаться к воде. Колдовство колдовством, но лучше не рисковать. За десять минут чалая легко вынесла его на поле. Андрей развернулся, хлопнул в ладоши и низко склонил голову:
– Благодарствую…
Словно в ответ, с неба западали мелкие колкие снежинки. Это означало, что к вечеру от вражеского войска не останется даже черной торфяной грязи. Кругом будет лишь нежная белая пустошь.
Усадьба встретила его распахнутыми воротами, толпа ликующих холопов выхватила Зверева из седла, на руках внесла внутрь:
– Барчук! Барчук вернулся!!!
– Какой я барчук? – попытался обидеться Андрей, но его все равно никто не слышал.
Новика донесли до крыльца, поставили на ступени. Матушка с красными глазами, не стесняясь слез, тут же начала ощупывать руки, плечи, шею, сжала в объятиях:
– Дитятко мое… Вернулся…
– Оставь его, Ольга! – Суровый голос боярина заставил дворню умолкнуть. – Отпусти. Ответь мне, сын: чем таким от ляхов откупился, что тебя в целости домой отпустили? Чем за живот и свободу заплатил?
В напряженной тишине прокашлялся Пахом:
– Да непохоже, чтобы откупался он, батюшка Василий Ярославович. Глянь, броня чужая у седла, и мечей чужих четыре штуки. Кто же полонянина с мечами отпускает? Их с ворога побежденного сами берут.
– Извини, отец, – вздохнул Зверев. – Серого я лишился. Пришлось кобылу эту взамен забрать. Правда, сами ляхи не давали. Насилу саблей уговорил…
– Иди ко мне, – с облегчением перевел дух боярин Лисьин. – Иди ко мне, чадо, дай обниму тебя. Напугал ты нас ныне, ох, напугал.
– А ляхи-то где, Андрей Васильевич? – крикнула какая-то из баб.
– На Суриковское болото завел. Обещал путь до усадьбы князя Друцкого показать – вот и пошли… По толпе пронесся злорадный шепоток.
– А сам-то, сам как ушел?
– Повезло. Тебе, отец, кстати, поклон от Ивана Крошннского. Он с десятью холопами живым ушел. Меня, хочу сказать, как мог, уберегал. Хороший человек, хоть и схизматик.
– Хороший… – Боярин снял с сына шапку, взлохматил волосы. – Брить тебя пора. Пора. Ты стал настоящим воином. Идем! По такому поводу молебен в храме заказать надобно. И пир устроить.
– Обожди… – Новик обернулся: – Добро там с коня снимите, но не расседлывайте! Отлучиться мне надобно. Матушка, буханку хлеба белого мне дай и молока парного.
– Зачем?
– Расплатиться нужно. Срочно. Молоком, не отдарюсь – за душой явятся.
– О, Господи, -перекрестился боярин.
– Опять… Не говори мне ничего. Не надо!
Стрелок
– Как ты узнал? – Это было первое, что произнес Зверев, входя в пещеру. – Как ты узнал, что мне понадобится… Он осекся, увидев внизу женщину, торопливо прикрывшую лицо краем платка, и отступил немного назад, к внутреннему пологу. Андрею – как, наверное, и всем, кто ходил в логово старого колдуна – не хотелось, чтобы о его визитах знал кто-то, кроме самого Лютобора. Слухами, конечно, земля полнится. Но одно – слухи, а другое – когда тебя то и дело у чародея застают.
Внизу волхв неторопливо поучал:
– Ты, молодуха, нюни не распускай. Ну да, по зиме мужики выпить любят. А чего еще делать зимой? Токмо крепости снежные рушить, кулачные бои устраивать да мед хмельной пить. Ты, значится, так. Коли дома у тебя гуляют – сладкое на закуску подавай. Опосля пива да меда, сама знаешь, солененьким все закусить норовят. А ты сладкое подавай. После него пьется плохо, пиво в горло не лезет. Коли муж на стороне перебрал – медом откармливай. Теперича сюда смотри. Вот тебе корень копытня. Травку такую, с листьями, на отпечаток копыта козлиного похожими, знаешь? Вот он и есть. Кусочек с полпальца отломишь, воды с полкорца – да запарь в печи. Как кипеть начнет, «Отче наш» десять раз прочитаешь – и вынимай. Отвар незаметно в мед хмельной подмешивай. Выпьет – его после этого сразу рвать начнет, крючить, корежить. А ты жалей, жалей. Говори, что болен он, видать, и пить ему этого не нужно. Опасно, мол, травится. Глядишь, испугается бедолага да на несколько месяцев с этим завяжет. Потом, само собой, опять начнет. Ты этому делу не мешай, только присматривай. Сразу ведь сильно гулять не станет, потихоньку это раскручиваться будет. А как опять надоест тебе – снова отварчику подлей, и он, сердечный, опять хмельное забросит надолго. Так держать и будешь в руках. Ласково, но строго. Ты его любить люби, но и не распускай. Не то сядет на шею-то, командовать начнет. Ты его жалей, жалей больше, смирение выказывай. Но только пусть все завсегда в твою сторону у вас оборачивается! Ему же на пользу. Коли опасаешься сильно, заговор над ним, спящим, прочитай: «Ты, небо, слышишь, ты, небо, видишь. Звезды вы ясные, сойдите в чашу домашнюю; а в моей чаше пустая вода горька и мала. Месяц ты красный, зайди в мою клеть; а в моей клети ни дна, ни покрышки. Солнышко привольное, взойди па мой двор; а на моем дворе ни людей, ни зверей. Звезды, уймите Вадимира от хмеля; месяц, отврати Вадимира от хмеля; солнышко, усмири Вадимира от хмеля». Запомнила, али повторить?.. Верно, верно сказываешь… Сегодня же и прочитать можешь, вреда не будет. Ну, ступай молодуха, ступай. А навестить надумаешь – воска пчелиного прихвати да жира нутряного бараньего. На снадобья лекарственные он быстро уходит. Как весна, обязательно ведь ко мне побежите, на лихоманку укороты искать. Ну, ступай, и да пребудут с тобой Дидилия с Ладой.
Андрей вышел на улицу, прихватил чалую под уздцы, увел за малинник. Немного подождал, глядя сквозь заросли, как женщина торопится по тропинке прочь. Вернулся назад, вошел в пещеру:
– Здрав будь, чадо мое неразумное, – приветствовал его старик. – Что же голосишь не глядючи? Ладно, тебя баба дурная заметит. А ну, ляхи подлые тут окажутся? Ты заговор запомнил? Хотя в этом деле отвар куда как надежнее действует. Сколько я бобылей запойных отваром из копытня в люди обычные вернул – и не счесть. Мыслю, город заселить можно.
– Как ты узнал, Лютобор? Как ты узнал, что мне заклятие на лапу лягушачью понадобится?
– Странные вопросы задаешь, отрок. Нешто забыл, как мы в зеркало Велеса за тобой смотрели? Молодуха яйца принесла – закати десяток в угли, пусть запекутся. Нам с тобой аккурат отобедать хватит.
– Зеркало сказало, что я воспользуюсь этим заклятием?
– Нет, чадо… – Старик шумно втянул носом воздух. – Зеркало показало, как ты, усадьбу отцовскую и людей в ней спасая, ворога в болото за поместьем своим увел, потопли там они многие, но и тебя тем часом не стало.