Зерно А

Павлик Анастасия

Громов всем своим видом - сморщенным носом и опущенными уголками рта, - демонстрировал недовольство и пренебрежение. Но сесть - сел. Еще бы, попробуй выделывать финты с такими, как Чак-Чак.

Я подозвала официантку и попросила счет. Когда Громов расплатился, я оставила его на Чак-Чака и заглянула в уборную. Спустя пять минут тесной троицей мы направились к машине.

Из багажника не доносилось ни звука; Деревский лежал подозрительно тихо, но Чак-Чак заверил меня, что не оглушал его. Сила убеждения, гордо сказал он. Я представила, как подействовала

сила Чак-Чак на убежденность Деревского переместиться из салона в тесный багажник, и поморщилась.

– Тебе комфортно на заднем сиденье?
– заботливо поинтересовалась я у Громова.

– Я больше ни слова не пророню без своего адвоката.

– Я тебя сейчас так пророню, что вмиг отпадет желание... Что, Рита?

– Не безобразничай. Как это ни печально, а он действительно имеет полное право на адвоката. Кстати, самое время связаться с моим адвокатом. Чак-Чак, можешь пробить номер Юлия Морозова?

– Без проблем.

Через пару минут Чак-Чак заглянул в салон, протягивая мне черный 'слайдер'.

– Алло.

– Юлий, здравствуйте. Это Рита Палисси.

– Рита! Как же я рад слышать вас!

– У меня хорошие новости: рядом со мной сидит подтверждение нашей с вами теории, по которой Деревские были лишь орудием в руках опытного манипулятора.

– Спасибо, - едко фыркнул Громов.

– Дайте угадаю: его имя уже звучало в наших с вами разговорах?

– Да.

– Богдан Громов?

– В яблочко!

– В табло, - застывшим взглядом серийного убийцы Чак-Чак прожигал Громова.

– Со мной рядом также Лев Деревский.

– Езжайте ко мне в офис, Маргарита. Я организую вашим друзьям теплый прием.

Я отдала 'слайдер' Чак-Чаку и попросила его, ради всего святого, вытащить Льва из багажника.

Хлопнул багажник; Деревский неуклюже плюхнулся на заднее сиденье. Дизайнерский свитер, платиновые волосы, аристократическое лицо - все смято, словно использованный носовой платок. Он не смотрел на Громова и не проронил за всю дорогу ни слова.

Прием действительно оказался теплым - насколько это вообще возможно в такой холод. Морозов подскочил к машине. С ним было четверо не самого дружелюбного вида мужчин. Над ними будто бы мигала вывеска: 'Прокуратура'. На 'теплом приеме' был и господин Пальто-Панцирь-За-Пять-Штук.

Выдыхая облачка пара, Морозов постучал в окошко, и я опустила стекло. Чак-Чак тем временем, словно заботливая мамаша, передавал Громова и Деревского в руки служителей закона.

Любопытно, но Громов выглядел довольным. Получив наконец благодарных зрителей, он принялся живописать свои злоключения, иными словами, исполнять арию попранной невинности. Говнюк, ни дать, ни взять. Он показушно достал мобильник и набрал какой-то номер. Понты налево и направо, налево и направо. Деревский что-то тихо втирал господину Панцирю.

– Не волнуйтесь, - проследив за моим взглядом, сказал Морозов, - я все проконтролирую.
– Он наклонился ниже и затараторил: - Да только, боюсь, Громова нам не

прижать. Я навел кое-какие справки; как пить дать он откупится.

– Влиятельные знакомые.

– Верно. Шишки достанутся Деревскому, и то я уверен: его тоже отмажут... чтобы потом разобраться за опущенным занавесом.

– Пусть разбираются.
– Я сделала свою часть работы, доставила его целым и невредимым. Все, как и обещала: пара-тройка волосков, не более.
– Деревский должен спеть свою песенку перед свидетелями, телевизионщиками... кем угодно, лишь бы это было зафиксировано. На его дальнейшую участь мне наплевать. Пусть он подплетает к делу хоть самого дьявола - все, чего я хочу, это получить назад свое доброе имя.

– Само собой. Кстати, где Арина Деревская? Она сыграла не последнюю роль в этом спектакле.

– Спектакль, - повторила я, и холодок стек по позвоночнику.
– Арина не считала это спектаклем. И я склонна согласиться с ней.
– Я показала Морозову свою седую прядь. Увиденное произвело на него впечатление.
– А еще, как вы, наверняка, успели заметить, она распахала мое лицо.

– Вы хотите сказать, что...

– Что она уехала в неоплачиваемый отпуск, да.

– Бог мой, - взгляд Юлия перебегал с царапин на моем лице на седую прядь и обратно.
– Господи милосердный.

Я пожала плечами. И ответила на читающийся в его глазах вопрос:

– Спиритические штучки-дрючки.

– Будем считать, что я ничего не слышал, - уголки рта Морозова дрогнули. Я не хотела пугать его больше. Потому что не могла поручиться, что не испугаюсь вместе с ним.

– Как вам угодно.

– Надеюсь, документация 'Темной стороны' в безопасности?

Я кивнула, зная, что Гранин не подведет.

Морозов был одет не по погоде, но так одеваются все, кто бывает на улице ровно столько, чтобы дойти от машины до офиса и наоборот. Сегодня, однако, ему пришлось изменить заведенному порядку вещей, и он нешуточно окоченел. Еще чуть-чуть, и можно будет струшивать иней с его ресниц.

– Берегите себя, Маргарита.

– Обязательно. До встречи.

Ежась под порывами ветра, Юлий зашагал в офис.

Я позвала Громова. Богдан обернулся. Я подняла левую руку с двумя оттопыренными пальцами в знаке 'мир'. Его верхняя губа поползла вверх: беззвучно, одними губами он обозвал меня 'сукой'. Моя улыбка стала шире. Я развернула кисть на девяносто градусов, одновременно загибая указательный палец, оставляя средний. Громов с отвращением смотрел на меня, потом отвернулся и зашагал вслед за Морозовым. За ним - Деревский в окружении четверых мужчин. Пока-пока, мальчики.

Чак-Чак отвез меня домой. Он сказал, что заедет, как только загадочный коматозный босс сможет меня принять. Я смотрела на здоровяка и понимала, что спорить с ним - то же самое, что доказывать что-то трансформаторной будке. Он простой исполнитель. Ну, настолько простой, насколько может быть человек, заявляющий, что может сделать из вас горку костей.