Zettel
Шрифт:
То, что говорила Элис Эмброуз о языке лекций Витгенштейна, относится и к языку его текстов. В более поздний период Витгенштейн использовал в своей философской работе исключительно слова обыденного языка в их обыденном употреблении. Собственно, придание им какой-либо специфической функции противоречило бы самой его поздней философии, которая показывала невозможность существования «приватного языка», основанного на следовании правилам, созданным для себя самого, потому что такой язык был бы непереводим и лишен критериев правильного употребления, соблюдение которых могли бы контролировать другие [18] . Столь отчетливая тяга к упрощению искусственной терминологической компоненты авторского словаря (при одновременном расширении лексического богатства) позволяет переводчикам сконцентрироваться не на создании неологизмов или чего-либо подобного, но на селекции и уточнении узуса обыденных слов собственного языка.
18
См. об этом: Карл-Отто Апель, Трансформация философии. М.: Логос, 2001. С. 96.
Тем не менее выборочно коснемся некоторых аспектов нашего перевода. При всей терминологической гибкости позднего Витгенштейна минимальные различения близких по значению слов (исходя из практики их употребления) могут быть полезны. Например, мы остановились на следующих соответствиях: Gebrauch – «употребление», Verwendung – «использование», Anwendung – «способ применения», Benutzung – «регулярное использование». При этом, обратившись к одному из существующих переводов «Философских исследований», мы снова увидим
При переводе на русский язык традиционно ведутся дискуссии по поводу немецкого слова Bild [19] . Разные переводчики Витгенштейна предпочитают разные варианты перевода. Например, В. Бибихин считал, что Bild это «рисунок» [20] , В. Суровцев вполне аргументированно настаивает на «образе», Ю. Асеев и М. Козлова считают, что лучше переводить его как «картина»; правда, в своем переводе они используют все возможные варианты – «образ», «картина», «изображение». Ср. в их русском издании «Философских исследований»: «он должен взять тот цвет, образ которого всплывает в его сознании при звуках услышанного слова» – er soll die Farbe nehmen, deren Bild ihm beim H"oren des Wortes einf"allt (с. 170, § 239); «Представление – не картина, но картина может ему соответствовать» – Eine Vorstellung ist kein Bild, aber ein Bild kann ihr entsprechen (с. 184, § 301); «При этом человек мог бы указывать на изображение в зеркале» – Dabei k"onnte man auf ein Bild im Spiegel weisen (с. 208, § 411. – Здесь и ранее везде курсив наш. – В.А.) [21] . Нам подобная вариативность совершенно не кажется проблемой, поскольку настойчивое следование одному-единственному принятому варианту перевода многозначного слова не всегда способствует лучшему пониманию первоисточника, но, наоборот, местами лишь затемняет его смысл, вжимая вольное течение языка оригинала в узкое ложе того или иного переводческого решения.
19
Ср., например, предуведомление Владимира Иткина к своему переводу «Голубой» и «Коричневой книги»: «Самым проблематичным может показаться перевод английского picture как “образ” или “изображение”. Аргумент в пользу такого перевода: такие варианты приемлемы, поскольку этот термин Витгенштейн использует не просто в смысле “картинка” (что имеет значение нарисованного изображения), а в смысле немецкого Bild, т. е. образ в широком смысле слова. Здесь может возникнуть смешение с английским image, последнее – это мысленный образ (ср. английское imaginary). Действительно, в ряде случаев Витгенштейн делает упор именно на противопоставлении картины как картинки или пиктограммы мысленному образу (даже если речь идет об “образе”, “находящемся в голове”, Витгенштейн пытается расщепить это понятие). Справедливости ради стоит сказать, что наиболее широким спектром значений в русском языке обладает слово “картина”, но, к сожалению, его употребление очень ограничено. Соответственно, возникает ситуация, когда: a) необходимо соблюсти единую терминологию; b) при этом слово “картинка” имеет слишком конкретное значение; c) слово “образ” имеет слишком широкую область значений; d) слово “картина” не всегда употребимо в нужных нам случаях. Мы остановились на слове “образ”, хоть и признаем спорность этого варианта перевода. Так или иначе, контекст обычно проясняет суть» (Людвиг Витгенштейн, Голубая и коричневая книги / Пер. с англ. В. А. Суровцева, В. В. Иткина. Новосибирск: Издательство Сибирского университета, 2008. С. 13).
20
Об этом мы можем судить в том числе по его переводам на лекциях, посвященных работам Витгенштейна. Из «Голубой книги»: «Если мы удержим в поле зрения возможность рисунка, который, оставаясь правильным, не имеет никакого подобия с предметом, то будет совершенно бессмысленно вставлять какую-то тень между фразой и действительностью. Ведь тогда сама фраза может служить такой тенью (Wenn wir die M"oglichkeit eines Bildes im Auge behalten, das, obwohl es korrekt ist, keine "Ahnlichkeit mit seinem Gegenstand hat, dann wird es v"ollig sinnlos, einen Schatten zwischen Satz und Wirklichkeit zu schieben. Denn nun kann der Satz selbst als so ein Schatten dienen)» (Владимир Бибихин, Витгенштейн: лекции и семинары 1994–1996 годов. СПб.: Наука, 2019. С. 111–112). Здесь полезно обратить внимание и на то, как Владимир Вениаминович предлагал переводить немецкое Satz – как «фраза». Мы в своих переводах предпочитаем оставлять «предложение».
21
Людвиг Витгенштейн, Философские работы. Ч. I. Такая же вариативность используется этими переводчиками (безусловно, в целом виртуозно и блистательно справившимися со сложнейшими трудами Витгенштейна) при передаче на русском языке немецкого глагола denken (включая его субстантивированную форму) – в разных местах перевода возникает то «думать», то «мыслить»: «“Можно ли мыслить, не говоря?” – А что такое мыслить? – Ну, а разве ты никогда не думаешь?» (с. 189, § 327; “‘Kann man denken, ohne zu reden?’ – Und was ist Denken? – Nun, denkst du nie?”); «Может ли машина думать?» (с. 197, § 359; “K"onnte eine Maschine denken?”). Насколько мы знаем, это нигде ими не эксплицировано, но здесь отчетливо видно, что переводчики, пренебрегая идентичностью передачи немецкого слова, при переводе довольно аккуратно проводят различие в русском языке между «мыслить вообще» (если имеется в виду процесс мышления, не атрибутируемый в данном конкретном случае субъекту) и «я (ты, он, она) думаю».
Например, «Принципы механики» Генриха Герца (введение Герца к этому произведению, откуда и взята приводимая нами ниже цитата, являлось для Витгенштейна важнейшим источником терминов и идей, в частности, здесь он позаимствовал базовый для «Трактата» термин Bild, свою «картинную теорию») вышли по-русски в очень удачном, едва ли не референсном переводе, выполненном в рамках советской переводческой школы в Институте истории естествознания и техники Академии наук СССР. Немецкое слово Bild здесь переводится и как «образ», и как «картина», хотя используется Герцем буквально в соседних предложениях в абсолютно одинаковых грамматических конструкциях: «То, что приписывается образам ради их правильности, содержится в данных опыта, на основе которых построены образы. То, что приписывается образам ради их допустимости, дано свойствами нашего ума. Является ли образ (Bild) допустимым или нет, можно решить однозначно в положительном или отрицательном смысле, и при этом наше решение сохраняет силу навсегда. Является ли картина (Bild) правильной или нет, можно тоже решить однозначно в положительном или отрицательном смысле, но только по состоянию нашего теперешнего опыта и при допущении оговорки, касающейся более позднего и более зрелого опыта» [22] .
22
Генрих Герц, Принципы механики, изложенные в новой связи. М.: Издательство Академии наук СССР, 1959. С. 15.
Однако переводчик в любом случае вынужден делать тот или иной выбор, и мы, во избежание недоразумений с полисемантичностью и литературной насыщенностью русского
23
Kelly Hamilton, “Wittgenstein and the Mind’s Eye”, in Wittgenstein: Biography and Philosophy/ Ed. by James Klagge. Cambridge: Cambridge University Press, 2001. P. 91, note 2.
Слова благодарности. Работа над этим переводом продолжалась невероятно и (для переводческого этоса) неприлично долго, сталкиваясь с многочисленными инклюзивными препятствиями. Нехватку времени, бич многопрофильных активностей, удалось преодолеть лишь со временем; с лингвистическими затруднениями помогли справиться друзья и коллеги, щедро поделившиеся своими компетенциями и тем самым фактически являющиеся соавторами перевода (разумеется, в части верных решений; все погрешности остаются исключительно на нашей совести): Людмила Кортунова на ранних подходах к Zettel терпеливо и кропотливо разбирала все ошибки и предлагала свои варианты перевода, который без ее участия едва ли смог бы состояться; Артем Смирнов проделал с черновиком перевода то же самое, но уже на следующем этапе работы, дополняя это неоценимыми консультациями научного характера; Дмитрий Кралечкин и Инна Кушнарева подмечали интонационные и содержательные огрехи, направляя и выравнивая стиль; Кирилл Чепурин старался обозначить и высветить те темноты, которые являлись неминуемым следствием фрагментарности и недоработанности автором некоторых заметок, входящих в этот корпус; и наконец, Михаил Маяцкий взял на себя труд научной редактуры финальной версии перевода. Окончательную форму перевод приобрел в умелых руках редактора издательства Ad Marginem Максима Фетисова и его в высшей степени профессиональных коллег. Глава издательства Александр Иванов дал шанс публикации осуществиться. Всем этим людям мы искренне и безмерно благодарны.
Перевод не мог бы завершиться без исследовательской стипендии «Евразия в глобальном диалоге» Института наук о человеке (Institut f"ur die Wissenschaften vom Menschen) в Вене.
Предисловие издателей
Публикуемое ниже собрание заметок составлено самим Витгенштейном. Он вырез'aл различные фрагменты из машинописных текстов и хранил их в коробке с надписью “Zettel” [24] . Большинство исходных текстов сохранилось в копиях. Однако некоторые первоначальные материалы обнаружить не удалось: предположительно, Витгенштейн уничтожил их, сохранив лишь фрагменты для Zettel. В коробке находилось также небольшое количество рукописных заметок, по-видимому, представлявших собой дополнения к некоторым темам с других листков.
24
Словарные значения немецкого Zettel: листок [клочок] бумаги, бумажка; карточка; записка; этикетка, наклейка, ярлык. Однако самым верным и точнее всего отражающим авторский замысел этой коллекции заметок было бы русское словосочетание «Опавшие листья», причем именно в том смысле, какой придавал ему В. В. Розанов (со всеми поправками на характер и манеру мышления). Впрочем, мы не решились на столь радикальное сближение двух этих авторов, оставляя возможные коннотации за пределами обложки и титульных страниц книги, и остановились на формальном названии «Заметки», что относительно точно передает сущность и структуру текстовых фрагментов данного собрания. Между тем, опираясь на опыт всех существующих европейских переводов Zettel, где в названии издатели оставляют именно немецкое слово, мы предпочли идти по тому же пути и использовать в оформлении книги Zettel как приоритетное. – Прим. перев.
Самые ранние из этих фрагментов, насколько мы можем судить, относятся к 1929 году. Самая поздняя заметка датирована августом 1948 года. Подавляющее большинство листков - фрагменты машинописи, надиктованной Витгенштейном в 1945-1948 годах.
Заметки об одном и том же предмете часто были соединены между собой скрепкой, но в коробке лежало и много разрозненных бумаг. Несколько лет тому назад Питер Гич систематизировал этот материал. Он оставил вместе то, что было скреплено, и постарался сгруппировать прочие заметки по темам. С некоторыми незначительными изменениями мы придерживались этой системы и, пользуясь случаем, хотели бы здесь поблагодарить Питера Гича за его нелегкий и утомительный труд. Хотя по своему характеру такая последовательность фрагментов весьма отличается от того, что сам Витгенштейн применял в своих «Заметках», мы сочли, что у нас получилась довольно удачная, легко читаемая и показательная подборка.
Поначалу мы долго не могли объяснить себе, чем, собственно, являлось содержимое этого короба: остатками, не вошедшими в какую-то другую работу? Или это был контейнер для хранения внезапных озарений? Следовало ли опубликовать те полновесные работы, которые, как оказалось, служили источником для этой коллекции, а Zettel отложить в сторону? Одна из таких работ – новая редакция «Философских исследований» [25] (со значительными добавлениями), другая – пространный ранний трактат [26] , который, если бы мы решились его опубликовать, из-за многочисленных смысловых повторов поставил бы перед нами неразрешимую издательскую задачу. Третья работа, – из которой, правда, было заимствовано совсем немного вырезок, – уже была опубликована ранее под названием «Философские заметки» [27] .
25
Опубликовано в: Людвиг Витгенштейн, Философские работы / Составл., вступ. статья, примеч. М. С. Козловой. Перевод М. С. Козловой и Ю. А. Асеева. М.: Гнозис, 1994. Ч. I. С. 75-319. – Прим. ред.
26
Имеется в виду так называемый “Big Typescript” (двуязычное издание: Ludwig Wittgenstein, The Big Typescript, TS 213 / Edited & translated by C. Grant Luckhardt and Maximilian A.E. Aue. Oxford: Blackwell Publishing, 2005). – Прим. перев.
27
Ludwig Wittgenstein, Werkausgabe in 8 B"anden / Aus dem Nachlass herausgegeben von Rush Rhees. Bd. 2. Philosophische Bemerkungen. Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1993. – Прим. ред.
После того как были обнаружены источники большинства машинописных фрагментов, сравнение с этими первоначальными вариантами, как и некоторые внешние признаки, ясно показало, что Витгенштейн не просто хранил листочки с этими заметками, но работал над ними, переделывал их и шлифовал. Это позволяет предположить, что отдельные материалы добавлялись им к этому собранию с определенным умыслом. Содержимое короба в целом имело совершенно иной характер, чем многочисленные папки более или менее «разрозненных» бумаг, также составляющие его наследие.