ЗГВ: горькая дорога домой
Шрифт:
Крикливые заявления нашего бывшего союзника имели свое логическое продолжение. Польша вдруг решила пересмотреть Договор о правовом статусе советских войск, заключенный в 1956 году, с которым она еще вчера полностью соглашалась. Чего же хотели вчерашние «братья по оружию»?
Привожу слова командующего Северной группой войск генерал-полковника В. Дубынина, наполненные горечью и болью. Они прозвучали в ходе польско-советских переговоров о выводе войск.
«Польская сторона… стремится представить воинов СГВ как оккупантов, как международных преступников и предлагает вывести их со своей территории как военнопленных:
Теперь, думаю, понятна обстановка и причины, по существу, запрета на транзит эшелонов ЗГВ.
Но Западную группу «задушить» не удалось, тщетными оказались и потуги «панства» навязать нам кабальные условия выхода войск.
Служба военных сообщений группы, возглавляемая полковниками Вячеславом Плютой и Валерием Курихиным, предложила «идти морем», через порты Росток и Мукран. Главнокомандующий ЗГВ колебался. Уж очень непривычным был этот путь, да и сложностей немало. Чего стоили одни перегрузки. Ведь советские вагоны, прибывающие в порт Росток, невозможно использовать в Германии из-за иной ширины европейской колеи. Значит, или менять на них тележки, транспортировать к складам и арсеналам группы, загружать, возвращать в порт, вновь менять тележки. Или сразу перегружать из немецких вагонов в советские. Работа крайне трудоемкая, а вывести следовало более 700 тысяч тонн материальных средств и 33 тысячи единиц вооружения и техники. Нагрузка на порт возрастала в 6 раз!
Однако выбора не было. И паромный комплекс Мукран-Клайпеда стал главной артерией вывода войск. По существу, комплекс оказался палочкой-выручалочкой для Западной группы. Каждое паромное судно (а их было пять) принимало 103 железнодорожных вагона на свою верхнюю и нижнюю палубы. То есть не надо было заниматься перегрузкой из вагонов в трюм корабля. А в Клайпеде вновь выгрузкой-погрузкой. Там сразу формировался состав и уходил к месту назначения.
Экономилось время, деньги, в целости и сохранности доставлялось дорогостоящее оборудование, военная техника.
Помог Западной группе войск и Балтийский флот. Его сухогрузы, вспомогательные судна приходили в порт Росток, загружались боеприпасами и ложились курсом на Санкт-Петербург или Высоцк.
Польша тем временем ждала долларового дождя. Но шли месяцы, Вюнсдорф молчал. Главком ЗГВ, служба военных сообщений по дипломатическим каналам вышли на транспортников Чехословакии. Тем тоже нужна была валюта, но они оказались умнее и хитрее поляков. Дали «добро» на транзит. А тут и мы не лыком шиты, предложили свои условия — будет скидка на тариф по оплате вагонов — будут транспорты. Нет — ждите, как ждут поляки. Сошлись на том, что чехи снизят тарифную плату на 41 процент.
Экономия оказалась весьма к месту, да и путь открыт для вывода 1-й танковой армии из Дрездена.
Теперь постарались сделать так, чтобы о соглашении с чехами узнали в Польше. Высокомерные «польские паны» снизили визгливую ноту до делового тона. Начальнику службы военных сообщений группы позвонил высокопоставленный чиновник министерства транспорта Спыхальский.
Чиновник предлагал свои услуги. Он сказал,
Воистину прав был де Голль, когда однажды на заседании кабинета министров сказал:
— У уважающего себя государства друзей не бывает.
Говорят, он сделал ударение на слове «уважающего». Но разве мы умеем уважать себя?
Однажды отставной генерал КГБ рассказал мне забавную историю. Он работал советником на Кубе и долго мучался, как бы в шифровке в Москву поделикатнее перевести слова Фиделя Кастро о нашей помощи. Мучался, мучался, а потом плюнул и написал это не совсем литературное слово как есть. А было оно произнесено в ходе переговоров Фиделя и тогдашнего руководителя Вьетнама Ле-Зуана. Когда Кастро узнал о советских поставках риса Вьетнаму, ему показалась эта помощь малой, вот он и рубанул с плеча, не выбирая выражений.
Шифровка попала М. Суслову, и тот поблагодарил генерала, мол, открыл глаза на наших друзей.
Выходит, прежде никто и не догадывался, что с нашим простодушием и готовностью отдать последний пиджак младшему брату мы всегда были объектом паразитирования союзников. И право же, избавление от таких «братьев» — большое счастье.
Как показал опыт вывода российских войск из Европы, нашими истинными союзниками оказались ни венгерские радикалы, развесившие по всей стране плакат, где на толстом затылке советского воина красовалась надпись: «Конец, товарищ.», ни чехи, ни поляки, захлебывающиеся в националистической. паранойе, а немцы. Спокойно, с достоинством и профессионализмом делающие свое дело.
Это не значит, что в наших взаимоотношениях не было проблем. Помнится, в конце 1991 года руководство ростокского порта подняло цены на погрузочные работы в два раза. Мол, у нас вздорожали энергоносители. Платите, русские…
Мы бы и рады, да не можем, по Договору на транспортные расходы выделена строго фиксированная сумма. Пытались вразумить портовиков — не вышло. Пришлось обратиться к соседям ростокцев — в порт Висмар. Не очень он для нас был удобен, но делать нечего. Договорились, что висмарцы снизят тариф на 30 процентов в сравнении с Ростоком. И уже была снаряжена транспортная рота — механики, водители, для работ в Висмаре, как прибыл «гонец» из Ростока: руководство порта соглашалось грузить по старым ценам.
Инцидент оказался исчерпанным. Бывали и такие случаи. Но бывали и другие. Примером тому может служить труднейшая, опаснейшая операция по вывозу в Россию ракетного топлива. Наши цистерны, работающие на внутренних линиях, по жестким требованиям ООН, не годятся для европейских железных дорог.
Германия попросту могла отказать нам в разгрузке этих емкостей в порту Росток и отправить назад, в Россию. Но федеральный министр транспорта ФРГ, по просьбе Главкома группы, взял на себя ответственность.
Вместе с ним дали «добро» на транзит сверхопасного груза премьер-министры земель, по территории которых проходили транспорты, а также полицай-президиумы.
Признаться, цистерны наши были не только нестандартными, крупногабаритными, но и далеко не новыми, производства еще 50-х годов. Так что ответственность немецких чиновников была очень велика.
А ведь могли встать в позу, как поляки? Могли, имели все основания, ведь международные права на их стороне. Однако сумели понять, пойти навстречу.