Жаба

Историю эту поведала мне моя покойная ныне бабушка, и заверила, что всё, что я от неё услышу, абсолютная правда.

Более полувека назад, ещё в пятидесятые годы двадцатого века, когда мир только-только оправился от последствий Второй мировой войны и люди, наконец, смогли свободно выдохнуть, далёкий южный станичный хутор потрясла цепь трагических и необъяснимых событий и смертей.

***

У калитки возле распахнутых ворот стоял высокий и тощий рыжеволосый мальчик лет одиннадцати, смуглое вытянутое лицо которого покрывали бесконечные веснушки. Он с тоской смотрел вдаль через невысокий слегка покосившийся забор, недовольно поджимая узкие губы и ежесекундно вздыхая.

– Ваня, ну хватит уже, – прикрикнула на парнишку полная румяная женщина в простом домашнем платье. – Раз отец сказал – не пойдёшь, значит – не пойдёшь!

– Ну, мам, – начал мальчик. – Все же пойдут, и Федька, и Степан, и даже Коля! Я один, как дурак, в такую жару дома останусь что ли?!

– Другие, значит, хорошо работу делают, раз отдыхают, – мать Ивана упёрла руки в бока и строго посмотрела на сына. – Скажи спасибо, что лёгкой затрещиной отделался, вон Вулкан вообще теперь морду поднять не может, скулит бедный, даже есть не хочет!

– Ну, я же не виноват, что он в корзину с ягодами залез, – запротестовал ребёнок.

– Отец говорил тебе за ним следить? Говорил! – начала женщина. – Так что молчи!

– Мам, ну пожалуйста, – Иван поднял умоляющий взгляд на мать. – Я совсем ненадолго, отец даже не узнает! Искупаюсь немного и быстро вернусь, обещаю!

– Ох, ну что мне с тобой делать?! – женщина неодобрительно покачала головой, но её лицо всё равно растянулось в нежной ласковой улыбке. – Хорошо, беги! Но когда вернёшься, поможешь мне положить лук и чеснок на сушку в сарай.

Мальчик, широко улыбнувшись и обнажив щербатые зубы, радостно воскликнул что-то невнятное, и, моментально выскочив из калитки, припустил по протоптанной тропинке.

Чувствуя под босыми ногами свежесть и прохладу мягкой травы, Иван предвкушал встречу со своими приятелями, Фёдором, темноволосым, круглощёким и озорным мальчиком на год младше него самого, Степаном, юрким и пронырливым девятилетним пареньком и Николаем, тихим и покорным одноклассником Степана, следующим за их дружной компанией по пятам.

Иван представлял как они вчетвером с разбегу прыгнут в реку, смеясь и крича от удовольствия, а потом, из шалости, забрызгают Колю с головы до ног прохладной водой, и будут это делать до тех пор, пока голос мальчика не охрипнет от мольбы и причитаний, и он, не видя ничего перед собой, не свалится с ног, в тщетной попытке выползти на берег.

– Ваня, что так долго? Мы тебя заждались! – возле дерева у старого коровника мальчика уже поджидали Фёдор и Степан, за их спинами, ссутулившись, мялся Николай. Увидев последнего, Иван хищно оскалился, намереваясь чуть позже рассказать друзьям о том, какую шутку придумал по дороге.

– Мы тебя уже целую вечность ждём! – выдал Фёдор, обтирая потные ладони о тёмно-синие хлопковые трусы-шорты, в которых, по всей видимости, и собирался плавать.

– Да мать меня едва отпустила, – возмущённо цокнул Иван. – Утром мы пошли в лес за ягодами, кинули большую корзину у дерева, чтобы туда всё собирать, а Вулкан в неё забрался и все ягоды передавил, – мальчик тяжело выдохнул.

– Ха-ха, вот умора, – Степан не сдержал смешок.

– Тебе смешно, а мне вот не до смеха, – надулся мальчик. – Отец ягоды-то всё равно поехал продавать, сказал, что смешает хорошие и эти, но Вулкана побил, он теперь в своей будке отлёживается, а мне так вообще запретил из дома выходить!

– Ужас, – тихо шепнул Николай и сжался в комок.

– Жарко, – протянул Фёдор, оставляя без внимания как саму историю Ивана, так и реакцию на неё. – Давайте уже купаться пойдём!

– Давайте! Но только яблок наберём у нас в сарае, – вставил Степан.

– Да, давайте, – поддержал Иван.

Степан, развернувшись, направился ко входу в коровник. За ним последовали и другие мальчишки.

В сарае было довольно темно и прохладно, терпко пахло соломой, сладкими яблоками, свежим сеном и немного навозом. Прищурившись, Степан покрутил головой, пытаясь обнаружить искомый мешок, но его взгляд остановился на пятнистой чёрно-белой корове, лежащей в просторном стойле и мирно жующей траву. К её розовому крупному наполненному молоком вымени присосалась жаба отвратительного вида. Тёмно-зелёная, толстая, с широким грузным телом и короткими перепончатыми конечностями, вся покрытая мерзкими влажными грязно-бурыми наростами, буграми и бородавками.

– Фу! – воскликнул Степан и неосознанно отпрянул назад, врезаясь спиной в грудь Ивана, стоящего прямо позади него. – Какая же она противная!

– Тьфу, пакость какая, – поддержал младшего Фёдор, подойдя чуть ближе. – Ишь, как щёки раздувает! – мальчик надулся, подражая земноводному, и мальчишки прыснули со смеху, звонким гоготом одобряя «пародию» приятеля.

– Сейчас я с ней разберусь! – развернувшись и оглядевшись, Иван приметил у стены несколько полусгнивших поленьев, и, выбрав самое увесистое и крепкое, подхватил его в руки. – Получай, гадина! – мальчик со всей силы треснул жабу поленом, выбивая из её горла полузадушенный болезненный хрип. – Будешь знать, как чужое молоко воровать!

– Так её, так! – одобрительно хмыкнули Фёдор и Степан и довольно заулюлюкали. Почувствовав азарт, Иван нанёс жабе ещё несколько десятков резких быстрых ударов, агрессивно и жёстко проходясь и по голове, и по туловищу, и по конечностям.

– Скользкая дрянь! – воскликнул Фёдор и, найдя на земле тонкий гибкий прут, со всего размаху зарядил по земноводному, рассекая довольно плотную кожу до крови.

– Вонючка уродливая, – засмеялся Степан и присел на корточки, низко склоняясь над жабой и рассматривая её измученное и искалеченное пытками тело. – Может, ей ещё глаза выколем?

– Ребята, может не надо, – подал робкий голос Николай, до этого тихо наблюдающий за всем со стороны. – Ей уже и так хватит, мы же только за яблоками пришли.

– Ага, – усмехнулся Степан и, прокрутив в пальцах высохший и довольно острый стебель сухой соломы, ткнул едва живую жабу в правый глаз.

– А вот теперь хватит! – сказал Иван и напоследок ещё раз хлопнул поленом по жабьей морде, но та, обессилев, уже закатила глаза и почти не издавала звуков, едва слышно хрипя и выпуская последние остатки воздуха.