Жадный, плохой, злой

Донской Сергей Георгиевич

Или я еще просто не выбрал свою главную трассу? Невесело усмехнувшись, я развернул машину и погнал ее по пыльному пустынному проселку.

6

– И что дальше? – спросила Вера, поглядывая на меня искоса, как птица, готовая

клюнуть.

– Да, что дальше? – подключилась Светуля, очень похоже копируя взгляд моей жены.

– Дальше будем спать, – решил я, демонстративно зевая. – Ночь. Утром дорасскажу.

Мы сидели в маленькой квартире, оплаченной Верой на три месяца вперед, и это означало, что теперь она будет считаться нашим домом. Надолго ли? Этого не знали ни мы, ни квартира, поэтому никто не спешил приноравливаться друг к другу, ни мы к чужим стенам, ни они к нам.

– Я вот чего не могу понять, – медленно произнесла Вера, продолжая коситься на меня в манере, напоминающей страусиную. – Если эта Натали, о которой ты тут мне заливал, действительно была хромоногой и кособокой, то за каким чертом ее носило по теннисному корту?

– В том-то все и дело, – вздохнул я сочувственно, напуская перед своим лицом побольше сигаретного дыма. – На нее без жалости нельзя было смотреть. Страшненькая, с боку на бок переваливается, а туда же – за ракетку и вперед. Комплекс неполноценности так перебарывала, наверное.

– Ага. – Вера кивнула. – Натали была калекой. Ириша – лесбиянкой, которая мужчин даже близко не подпускала. Хозяйка, у которой ты в Москве обитал, – законченная

алкоголичка пенсионного возраста. Как же ты их описывать собрался в своей книге? В твоих романах, насколько я помню, без секса не обходится, верно?

Я равнодушно пожал плечами:

– Придумаю что-нибудь.

– Он придумает! – возмутилась Вера, апеллируя почему-то к Светуле, чей несовершеннолетний голос в данных разборках решающего значения не имел. – Выдумщик какой выискался! А это видел?

– Еще в детском садике, – невозмутимо сказал я, без всякого любопытства разглядывая нехитрую комбинацию из трех пальцев.

После чего мы мило поболтали в таком духе еще полчасика, и Светуля, отбарабанив пятками раздраженную дробь, удалилась спать в соседнюю комнату. И тогда мы остались вдвоем, и Вера, помимо кукиша, продемонстрировала мне еще кое-что, чего в детском садике мне никто не показывал.

То ли очень усталые, то ли просто счастливые, мы еще долго лежали рядом, позволив ночи сначала окончательно сгуститься вокруг нас, а потом превратиться в новый рассвет нашей жизни.

Я не считал, сколько было их позади, и понятия не имел, сколько рассветов встречу еще один или с любимым человеком бок о бок. Но эта неизвестность и являлась главным стимулом жить дальше. Это как удивительная сказка, у которой может быть любое продолжение. И пока не знаешь ее конца, она остается самой интересной на свете сказкой.