Жаклин Врана
Шрифт:
Софи вспоминала период жизни с отцом и не представляла, как бы смогла протянуть под одной с ним крышей еще какое-то время. Известие о побеге успокаивало. Во всяком случае, это не самоубийство. Отца ни одна из девочек не воспринимала. Жаклин и вовсе боялась, что унаследовала его равнодушие. Софи же знала, что равнодушие это совершенно иного свойства. Оно направлено не на разрушение.
Жаклин провела в среде насилия, невежества и безразличия полжизни, тогда как Софи четверть. Поэтому первая сформулировать настоящие чувства не умела. Она не считала сестру поверхностной и даже молчаливо хвалила за каждую победу. Но никогда вслух, а значит, Софи теряла единственную поддержку и ощущала
За Жаклин никто ответа не держал. Ей пришлось зарабатывать с девяти лет, чтобы прокормить отца – алкоголика. Она сносила его нападки, запиралась в подвале и засыпала, сотрясаясь от холода и свернувшись клубком в пыльном углу под лестницей. Он старался не подымать на нее руки, но подходил к черте настолько близко, что если бы девочка не защищалась, перешел бы ее ни одну сотню раз.
Историю семьи Жаклин соседи хорошо знали. Одна из соседок прониклась к девочке сочувствием и позволяла оставаться у себя в любое время, поила чаем и сладостями, которых в доме алкоголика никогда не водилось. Старушка была последним пристанищем, поэтому, когда той не стало, умерла последняя надежда Жаклин.
К тому моменту ей было уже тринадцать, и она могла постоять за себя острым словом и решительным действием. Это выводило отца из себя, и когда отношения заострились, она сделала последний рывок к собственному спасению. Собрала все те немногие личные вещи, которые скопила за годы недолгой жизни (по большей части с матерью) и отправилась на поиски свободы.
Обе сестры были по-настоящему красивы. Однако с внешностью Софи переусердствовала, а Жаклин не подчеркивала вовсе. При правильном подходе они могли быть похожи на актрис золотого периода. Один неверный шаг делал из первой мальчика пятнадцати лет, а из второй – особу из сферы развлечений.
Жаклин оделась вплоть до пальто и упала в кресло, рассчитывая последующие действия. Она могла не спать на протяжении недели, при этом мозг ее не испытывал ущемлений. Она выжидала какого-то знака, но период ожидания мог растянуться насколько угодно долго. Жаклин могла посвятить это время написание колонке в журнал. У нее хранилась целая полка с выдержками ее авторства. Время от времени она перечитывала собственные работы и находила в них недочеты.
Писала она не для одного журнала, но официально работала только на «Гида Европы». Редакторы могли послать ее в чужую страну за свой счет и оплатить отель только за то, чтобы она составила объективное мнение о сервисе. Жаклин приходила в издательство в любой момент и спрашивала, какие вакантные путевки имеются. Там она хорошо себя зарекомендовала, поэтому без поездки оставалась редко. Фотографии она тоже делала сама. Для этого Жаклин приобрела профессиональную фотокамеру, на которой меняла объективы с промежутком в год. Когда дело касалось техники, она не скупилась.
Ее работу прервал омерзительный писк мобильного. Сообщения она получала редко, поэтому источник шума определила не сразу.
«Сегодня ночью проходит иллюминация на площади. Адрес внизу. Ингрид.»
***
Ехать пришлось своим ходом, потому что машину ее изъяли. Она уже забыла, какого мерзнуть в неотапливаемом трамвае и делать огромные пешие круги от одной станции к другой. Благо ночью скопления людей – явление редкое, поэтому ей не пришлось бороться в метро за свободное место.
Ингрид
– Ты пропустила начало, – заметила она без укоризны. – Все это в честь нашей компании.
Огромный проектор отбрасывал картины зданий разных стран и растил воздушные памятники в небе. Под светомузыку, прерываемую выстрелами грандиозных фейерверков и аплодисментами публики. Наблюдающими были людьми явно не простого круга. Все они были одеты со вкусом и ощутимо дорого.
– Все они работают на меня, либо со мной, – объяснила она, разделывая крохотный кусок чего-то желеобразного. – Заказывай что хочешь.
Жаклин пожала плечами, заглянула в меню, чтобы попросить у официанта пять стаканов кофе с различными добавками. Раздался последний оглушающий выстрел и пролился завершающий фонтан искр. Толпа зааплодировала и подняла бокалы.
Ингрид поднялась и поклонилась, после чего произнесла короткую речь в благодарность за сотрудничество.
– Пятнадцать лет мы строили то, что имеем сейчас. Но это отнюдь не только наша с Матисом и Пьером заслуга. Кстати, эти двое просили передать извинения. Они проводят праздники вместе со своими семьями на своей родине. Так получилось, что шведка в начальниках только я. И семьи у меня тоже нет. Лишь вместе мы можем построить окно в новое будущее. Я не буду говорить о том, что заслуга компании – каждый маленький винтик, а работаем мы словно часы. Винтиков у нас нет. Каждый равноценно важен. Мы все стрелки, поэтому идем дружно и в ногу со временем.
Жаклин подняла чашку, чтобы последовать примеру остальных и отпила кофе, которое действительно уступало домашнему.
– Твое появление самый большой для меня подарок, – ласково улыбнулась Ингрид и накрыла пальцы Жаклин своей ладонью.
Девушка нахмурилась и убрала руку в карман, оставив на свободе лишь ту, которой поднимала чашку.
– Мисс Радамас, – клюнул ее руку полный лысый мужчина. – Я хотел поблагодарить вас лично. Этот небольшой подарок за нестираемое качество вашей работы, – протянул бархатный коробок он.
– Не стоило, – чуть заметно ухмыльнулась она. – Я ведь не сама кирпич закладывала.
– Вы прирожденный лидер. Будь у вас за спиной надежная опора в лице такого же предприимчивого и обеспеченного…
– Я человек самодостаточный и уже сложила в себе двух людей разного пола. Уж поверьте, мужского во мне больше.
– Что ж, – бросил неловкий взгляд на ее собеседницу старик. – Надеюсь, мы с вами еще пересечемся.
– Не сомневаюсь, – тепло улыбнулась она, сложив руки, но тут же стерла улыбку, стоило ему уйти. – Самая неприятная часть моей работы. Умение подыгрывать. А этот тип уже четыре года меня облизывает. Пыльный мешок с деньгами. Как будто для этого я работала как проклятая всю жизнь. Разумеется, чтобы продаться в рабство, как дешевая потаскуха, которая ничего собой не представляет. Наверное, я слишком сурова, но такой меня сделала работа.
– Меня тоже, – кивнула Жаклин.
Подруг у меня тоже нет. А те, что ими притворяются, советуют усыновить или удочерить ребенка. Я к такому не готова. Зачем мне чужие дети? Они уже рождены кем-то, а я ничего миру не дала. Да и нужны ли миру мои дети?
Голос ее звучал не слишком расстроено, и Жаклин усомнилась в искренности ее слов.
– Женщина, которая построила офисы ведущих компаний мира, не смогла построить семью.
Жаклин не вслушивалась и предпочитала рассматривать публику, поглощающую еду. Одного из мужчин она рассматривала особенно пристально. Она судорожно его вспоминала. Наконец, привстала и указала на него пальцем, пытаясь подобрать нужные слова.