Жан-Кристоф. Книги 1-5
Шрифт:
Роман вобрал в себя политическую и общественную жизнь, развитие культуры, искусства Европы между франко-прусской войной 1870 года и началом первой мировой войны 1914 года.
Все десять книг романа объединены образом Жан-Кристофа, героя «с чистыми глазами и сердцем». «Герой этот, — писал Роллан Мальвиде фон Мейзенбуг в 1902 году, — Бетховен в нашем сегодняшнем мире». Он постоянно подчеркивал, что не следует в Жан-Кристофе видеть прямое повторение Бетховена, несмотря на совпадение отдельных биографических фактов. Жан-Кристоф — герой бетховенского плана, то есть человек такого же душевного героизма, бунтарского духа, врожденного демократизма, что и гениальный немецкий композитор. Герой роллановского романа — немец, что вызывало немало нареканий, упреков со стороны националистически настроенной части французской критики 900-х годов. Объясняя свой выбор героя, писатель отмечал, что герой-иностранец, немец мог посмотреть на современную Францию свежими глазами и острее схватить и понять положительные и отрицательные стороны ее общественной жизни. Но, подчеркивал Роллан, главное же состоит в том, что Жан-Кристоф прежде всего — человек, «настоящий человек», «человек полноценный». Он воплощал положительный идеал писателя, с образом Жан-Кристофа связан героический пафос всего произведения.
Вот что писал сам автор:
Воссоздавая процесс формирования творческой личности, писатель особенно внимательно перелистывает первые страницы жизненной летописи Жан-Кристофа. Ласково склоняется Роллан над колыбелью ребенка, пытаясь проникнуть в мир его чувств и ощущении. Первое, еще неясное и смутное восприятие окружающего мира, тепло материнских рук, ласковое звучание голоса, ощущение света, темноты, тысячи разных звуков… Роллан подчеркивает впечатлительность, одаренность мальчика. Звон весенних капель, гудение колоколов, пение птиц — чудесный мир звуков восхищает маленького Кристофа, и, наконец, в его жизни наступает великое мгновение — открытие музыки. Он слышит музыку всюду, так как для гениального музыканта «все сущее есть музыка — нужно только ее услышать». Кристоф рано знакомится с трудностями и горестями жизни. Сын кухарки, он еще в детстве познает социальную несправедливость; рано видит смерть, с ужасом и отвращением сталкивается с пьянством. С одиннадцати лет маленький музыкант вынужден работать, помогая матери прокормить младших братьев, в четырнадцать лет он уже глава семьи. Развитие и возмужание Кристофа идет через глубокие внутренние потрясения и душевные кризисы. Каждое новое столкновение с жизнью неизбежно приносит ему новое разочарование. Обманчивой оказывается мечта о дружбе с Отто Динером, горький осадок в душе оставляет увлечение Минной и встреча с Адой. Неожиданная смерть Сабины обрывает большое чувство Кристофа. Но из всех этих испытаний и горестей он выходит еще более сильным и закаленным. Внимание писателя сосредоточено не на описании подробностей различных событий, а на их психологических результатах.
7
Р. Роллан, Воспоминания, «Художественная литература», М. 1966, стр. 177.
С самого начала сознательной жизни своего героя Роллан подчеркивает присущий ему дух непокорности и бунтарства, протест против страданья. «Широко открыв глаза, вдыхать всеми порами могучее дыхание жизни, видеть вещи как они есть, смотреть в лицо своим бедам — и смеяться». В этом жизнеутверждающем оптимизме — великая сила Кристофа; затем он передаст его героям других книг Роллана: весельчаку Кола Брюньону, умной и мужественной Аннете Ривьер. Героическое начало объединяет всех этих любимых детей писателя. «Я люблю больше всего тех людей, которые прошли сквозь страдание, не унизившись и не утратив богатства своей внутренней жизни», — говорил Роллан. Жан-Кристоф несет высокий идеал человеческого мужества и достоинства. Роллан наделил этого гениального композитора ярким, незаурядным характером, неукротимой силой чувств, ибо только такой герой мог противостоять затхлому миру буржуазной Европы. Жан-Кристофу чуждо равнодушие к жизни. Он все воспринимает глубоко и обостренно, целиком отдаваясь охватившему его чувству, будь то дружба, любовь, ненависть, горе или радость. Писатель не идеализирует своего героя. Необузданный, правдивый иногда до грубости, он нередко слишком резок, подвержен вспышкам гнева, порою необъективен в суждениях. Роллан шутливо жаловался в одном из своих писем: «Это ужасный человек, он доставляет мне много беспокойства, никогда не знаешь, не выкинет ли он какую-нибудь глупость». Но при всем этом Жан-Кристоф покоряет читателя своей добротой, величием таланта, высоким накалом творческого горения. Человек большой требовательности к себе, Жан-Кристоф с этой же меркой относится ко всем людям и не прощает им недостатков и слабостей. Подобно ибсеновскому Бранду, он не признает компромиссов, уступок, живет по жестокому закону: «Все — или ничего», поэтому ему нередко очень тяжело, поэтому он чаще всего одинок.
На протяжении всех десяти книг романа образ Кристофа дается в непрерывном развитии. Следуя за героем по его трудной жизненной дороге, читатель видит, как с годами постепенно нарастает у него возмущение окружающей действительностью, как зреет в нем смерч бунта. Сама логика характера Кристофа приводит его к открытому столкновению с буржуазным обществом. Это четвертая книга романа — «Бунт». Кристоф бросает дерзкий вызов выродившемуся искусству Германии. Родина. Гете и Бетховена предстает перед ним страной, где всюду, даже в искусстве, торжествует пошлость и посредственность. Потворствуя вкусам филистеров, современные композиторы пишут слащавые, сентиментальные Lieder (песни). Старый Шульц, тонкий ценитель народной и классической музыки, кажется современникам смешным чудаком, слава избирает своим баловнем пустого, отравленного ядом декаданса композитора Гаслера, который ничего не может дать людям, ибо искусство для него лишь средство личного преуспеяния. Великие музыканты прошлого превращены в идолов, которым слепо и бездумно поклоняются. Кристоф вначале обрушивается даже и на великих классиков, вроде Брамса, возмущенный бездарностью его истолкователей.
Прозорливость большого художника помогает Роллану увидеть тревожные симптомы в политической жизни Германии. Опьяненная победой во франко-прусской войне 1870 года, страна охотно бросается в объятья прусской военщины.
Противопоставляя своего героя измельчавшей немецкой культуре, Роллан подчеркивает, что источник внутренней силы Кристофа — творчество. В музыке его звучит тема борьбы и бунта, она не ласкает слух, не успокаивает, не радует — она вселяет чувство беспокойства, тревоги; ее не понимают и не принимают.
Роллан обращается к одной из самых трагических проблем искусства: художник и общество.
Художник — избранная натура, он обычно неизбежно одинок и противостоит окружающему миру. Не понятый им, он презирает его, гордо удаляясь в «башню из слоновой кости», или гибнет, сломленный борьбой и жизненными невзгодами, или же растрачивает свой талант, идя на службу власть и золото имущим, — так чаще всего решалась эта проблема в произведениях XIX века. Кристоф дан в романе тоже в неизбежном
Роллан не замыкает, однако, своего героя только в мире творчества, он сталкивает его с важнейшими социальными проблемами современности.
В пятой книге — «Ярмарка на площади» — действие переносится во Францию. Книга эта занимает особое место в структуре всего произведения, на ее страницах Жан-Кристоф отходит на задний план, уступая место критическому изображению французской действительности. «Ярмарка на площади» написана в совершенно иной тональности, чем другие части произведения. Этот музыкальный термин вполне уместен в разговоре о книге Роллана, ибо он сам писал, что роман его строится как четырехчастная симфония, где каждая часть отличается своим особым звучанием и настроением. «Ярмарка на площади» — резкий обличительный памфлет.
Эпиграфом к этой книге могли бы служить слова А. М. Горького, обращенные к Франции, из его памфлета «Прекрасная Франция», написанного в то же время: «… все лучшие дети твои — не с тобой. Со стыдом за тебя, содержанка банкиров, опустили они честные глаза свои, чтобы не видеть жирного лица твоего… Жадность к золоту опозорила тебя, связь с банкирами развратила честную душу твою, залила грязью и пошлостью огонь ее» [8] .
… Начало века. Третья республика. Политика стала предметом спекуляции ловких и наглых авантюристов. Продажные лидеры различных буржуазных партий искусно прикрывают громкими словами свои низкие, корыстные интересы. Социалист Люсьен Леви-Кэр ведет тайные переговоры с реакционными политиканами, делает карьеру в модных буржуазных салонах. Для другого социалиста, депутата Руссэна, социализм тоже лишь удобная реклама.
8
М. Горький, Собр. соч. в 30-ти томах, т. 7. Гослитиздат, М. 1950, стр. 71.
Вслед за Бальзаком и Мопассаном Роллан с возмущением пишет о лживой и продажной прессе. В журналах и газетах сотрудничают беспринципные Сильвены Коны, невежественные Гужары.
На Ярмарке создается не искусство, а фабрикуется товар в угоду извращенным вкусам пресытившихся буржуа.
«В театре показывали убийства, изнасилования, разные виды безумия, пытки, выколотые глаза, вспоротые животы, короче — все, что могло дать встряску нервам и удовлетворить скрытые варварские инстинкты ультрацивилизованной верхушки общества». Поражает точность наблюдения Роллана, убедительность его выводов о неизбежности деградации продажного буржуазного искусства. Писатель вскрывает главную причину страшного заболевания современной ему культуры — губительную власть денег. Больное, оторванное от народа искусство обречено на бесплодие, на медленное умирание — таков вывод Роллана. Да, именно самого Роллана, так как охваченный болью за Францию, писатель в этой книге нередко забывает своего героя и непосредственно сам говорит с читателем. Подчеркнутая публицистичность, свойственная всему роману, особенно ярко звучит в «Ярмарке на площади». Читатель явственно слышит гневный голос писателя, обращенный к правителям Третьей республики: «Что Вы сделали с Францией, куда вы ее ведете?» Имя Роллана в нашем сознании связано прежде всего с понятиями гуманизма, доброты, человечности, но этот предельно добрый, мягкий человек умел и ненавидеть, когда речь шла о врагах человечества и прогресса. У Роллана «голос тих, но тверд», — писал Горький [9] . В 30-е годы голос писателя, «совести Европы», был слышен во всем мире, он призывал к борьбе против фашизма, против войны. Впервые ненависть зазвучала в голосе Роллана в «Ярмарке на площади». Он слишком любил Францию, чтобы писать спокойно.
9
М. Горький, Собр. соч. в 30-ти томах, т. 24. Гослитиздат, М. 1953, стр. 261.
Роллан и Кристоф вершат суд над Ярмаркой. Жан-Кристоф в Париже не просто наблюдатель. Его живая, активная натура заставляет его во все вмешиваться, громко выражать свое возмущение, негодование, свое неприятие; он резко, подчас с подчеркнутым вызовом противопоставляет свою точку зрения взглядам признанных авторитетов, бездарность он называет бездарностью, фальшь — фальшью. Образ Кристофа — титана, творца и бунтаря возвышается над пигмеями, суетящимися на толкучке Ярмарки. Кристоф бедствует, голодает, но не сдается, не идет против своих принципов. В этой книге его бунт достигает своего апогея. «Кристофу необходим был вольный воздух… возможность обнять тех, кто ему дорог, обличать врагов, бороться и побеждать». Правда, Кристоф далеко не всегда ясно понимает, что же он конкретно хочет противопоставить ненавистной Ярмарке. Он жаждет борьбы, но не знает, с кем и во имя чего бороться, не всегда понимает, кто его друзья и союзники. Бунт его вызван скорее чувством, эмоциями, нежели разумом, глубокой и трезвой оценкой действительности, поэтому бунт этот неизбежно принимает форму стихийного протеста. Образ одинокого бунтаря Кристофа у Роллана, однако, принципиально отличен от часто встречавшихся в литературе того времени героев — индивидуалистов, с ницшеанским презрением смотревших на других людей, высокомерно противопоставлявших себя массе. При всем своем трагическом одиночестве Кристоф не враждебен людям, он не может без людей и постоянно тянется к ним. Он всегда кого-то любит, о ком-то заботится, кого-то опекает, его талант питается общением с людьми. Кристофу лучше среди простых людей, отзывчивых и добрых, таких, как его мать Луиза, дядя Готфрид, Лорхен, нежели среди завсегдатаев модных салонов. Блуждая в сутолоке Парижа, он упорно и настойчиво ищет подлинную, настоящую Францию, ибо у героя Роллана отрицание неразрывно связано с поисками положительных идеалов. «Франция — это мы», — нагло заявляет ему Сильвен Кон. Но Кристоф уверен, что «Франция не такая… Такой народ не протянул бы и двадцати лет… Должно быть что-то другое».