Жан Жульер и тайна Шато Тьерри
Шрифт:
– Эй, на марсе, – прикрикнул Боцман, – не спать. – И, усмехнувшись, добавил: – Шельма.
– Но для этого, – Жан снова поднял руку, утихомиривая перевозбужденных корсаров, – мне нужна коллективная мысль.
– Что? – вырвалось у кока, и он от испуга звонко икнул.
Капитан снисходительно улыбнулся:
– Общее намерение, месье Оливье, – покинуть это место. Сосредоточьтесь, други, спрячьте ваши меркантильные и пошлые мыслишки подальше, думайте о новом приключении.
– Впер-ред, в мор-р-ре пр-р-ричин, – заверещал Мажик, задавая
Фрегат тут же начало лихорадить; паруса, «управляемые» разрозненными помыслами большого количества взрослых, но не очень умных людей, то ставились, то собирались, штурвал поворачивался и вправо, и влево, пушечные порты хлопали, как ставни на ветру, а корпус судна дрожал, готовый вот-вот развалиться на отдельные части. Жан старательно хмурил лоб, пытаясь сдвинуть «Марионетку» с места, но якорная цепь грохотала, поднимая и сразу же начиная опускать якорь, ухая чугунную махину об илистое дно. Положение становилось критическим, выручил, уже не впервой, попугай – он, повертев клювом во все стороны, верно оценил неприглядную обстановку и неожиданно зычно прохрипел:
– Впер-ред, жалкое отр-р-ребье.
Непонятно, к кому относилось ругательство, то ли к экипажу, то ли к фрегату, а может быть, ко всему разом, но «Марионетка» подпрыгнула, и паруса, наполнившись свежим ветром, понесли ее к Пятому Морю.
Змеи-мыслеформы внизу в общем порыве складывались в волну, которая следовала за фрегатом как тень, но, все больше набирая силу, росла, создавая из вытянутых в струну тел настоящий вал, зубами пытающийся ухватиться за киль. «Да», – орали пираты, «Вперед», «Ух» – вторило им под днищем, и в какой-то момент эта уже навязчивая цель, оформленная в гигантское цунами, коснулась «Марионетки», и теперь пиратское судно нес осмысленный девятый вал, а вовсе не попутный ветер.
– Если будем перемещаться в таком темпе, – стал прикидывать Жан, оценивая меняющееся положение солнца на небе, – то достигнем гряды причинного моря уже… – Он прищурился, вглядываясь в горизонт. – Да вот и она.
С довольно приличной скоростью навстречу «Марионетке», подгоняемая вполне оформленной мыслью о скорейшем посещении Пятого Моря, надвигалась стена перехода, являющая собой тончайшую, переливающуюся всеми цветами радуги, сетчатую ткань, легко пропускающую через себя сильные намерения и оказывающуюся непробиваемой броней для мечущихся из стороны в сторону мыслей. Фрегат начал вытягиваться в струну, как будто через бушприт, из него выкачивали воздух, корма приобрела сперва форму капли, а затем, уже перед самой стеной, «сдулась», и все боевое судно с пиратской братией, ядрами, мортирами, награбленным добром и провиантом превратилось в тонкий луч размером с капитанский кортик. Хлоп – и «Марионетка» оказалась в Пятом Море, пространстве причин и событий, вернув себе при этом (как ни странно) прежние формы. Под килем теперь кипели… события, да еще как: фрегат, словно куриную тушку, сунули в котел с кипящей водой и подбросили в очаг сухих дров – выглядело сие энергичнои… многообещающе.
– Да, – философски заметил свесившийся через борт Боцман, – штиля мы не дождемся.
Жан уставился на его спину с широко разинутым ртом, на тельняшке помощника, как на холсте, он увидел попугая, разевающего пасть, видимо что-то произносившего, затем себя, выводящего недостающий глаз моряку на корабле, снова себя, испуганно толкающего дверцу с русалкой…
Капитан Жульер поднял изумленные глаза на команду: матросов словно бы обернули в газеты, а затем сняли бумагу, оставив передовицы на лбах, руках и ногах, спинах и животах. События, произошедшие в жизни каждого, да и, похоже, те, что уже были «написаны» здесь, но еще ждали своего часа там, как фильмы через проектор, отражались на телах флибустьеров. На парусах бизань-мачты Жан разглядел события, произошедшие с «Марионеткой» в Первом Море, на гроте проявились события, выпавшие на долю экипажа во Втором, а на фоке он узрел эпичный абордаж в Эфире (Боже, как стыдно).
Не путешествуя ли по бесконечным водам этого «бульона», Волшебник Семи Морей столь хорошо осведомлен о будущих событиях и так предельно точно помнит о прошлых? Надо бы встретиться с коллегой, хозяином «Кокона», и попытать его на этот счет.
– Мажик, – Жан пихнул головой задремавшего на плече попугая, – почему-то мне кажется, что тебе ведомо, где нам поискать галеон.
Птица, приоткрыв всего один глаз (достаточно с этого напыщенного Жульера), негромко, но отчетливо произнес:
– Пр-р-р-реследование «Мар-р-рионеткой» «Кокона» – это символ-событие, но не гр-р-рабежа, а спасения.
– Правильно, – согласился Жан. – Он спасается от нас, а искать-то где?
– Дур-р-рак, – подвел итог беседе Мажик. – Спасаешься ты вместе со своим сбр-родом. – После чего захлопнул глаз и принялся намеренно громко храпеть, прямо в ухо капитану.
«Свернуть бы тебе шею и выкинуть за борт, – подумал Жан, – да боюсь, акулы поперхнуться».
– Каков план, сир? – Боцман закончил любоваться бесконечной вереницей фрагментов чужих жизней и повернулся к Капитану.
– Ищем «Кокон», – коротко ответил Жан, не совсем понимая как.
– Эй, на марсе, – прокричал Боцман, – ищем галеон, смотреть в оба.
– Прямо по курсу, – немедленно отрапортовал матрос, и пираты, бросив разглядывать друг дружку и ржать при этом, как табун молодых жеребцов, кинулись на полубак.
«Кокон» выглядел как ковчег на гравюре из Библии: очень простое сооружение на палубе без мачт и снастей, этакий символ спасения во время Потопа, а в качестве события-причины – «движение через воды к новой земле», что и было схематично отражено на его бортах в виде волны, разбивающейся о берег. Жан догадался, понял или почувствовал, что незнакомец, капитан галеона, – это здешний Ной, и стал припоминать изображения этого ветхозаветного персонажа.
Конец ознакомительного фрагмента.