Жан Жульер и тайна Шато Тьерри
Шрифт:
В конечном итоге, измучившись с четверть часа, Жан решил, что оставит в заначке сию проблему, и ложка споро забарабанила по тарелке. С томатным супом было покончено в минуту, и мальчик, довольный принятыми и решением, и угощением, незамедлительно направился в погреб, Четвертое Море ожидало своего покорителя.
У настолько знакомой тебе, дружок, двери, что ты смог бы в два счета «нарисовать» ее в своем воображении, Жан остановился: «Проход, черт бы его подрал», – вспомнил он и вернулся в комнату; карандаш, рисунок, и около третьего круга появился четвертый, соединенный двумя черточками…
«Марионетка» встретила Капитана грохотом музыки, хохотом и пальбой из пистолей –
– Боцман, – заорал он в ухо помощнику так, что девицу подбросило на подушках и она кубарем скатилась на нижнюю палубу.
– Да, сир, – моряк неспешно поднялся, его шатало, грезы чересчур медленно оставляли опьяненный разум.
– Привести команду в божеский вид, – глаза Жана блеснули недобрым огоньком, скипетр в ножнах уже уступил место грозной сабле. – Даю десять минут.
Все вожделенное – бочки с вином, еда, табак, женщины и драгоценности, выдуманные пиратами, – полетело за борт. Боцман, как огромная горилла на кукурузном поле, размахивал руками, матерился, и во все стороны по палубе разлеталось лишнее, надуманное и теперь бесполезное. Через десять минут – а как иначе, в противном случае всех ждало суровое наказание – команда «Марионетки» вытянулась во фрунт в ожидании распоряжения Капитана. И оно последовало:
– Мы идем в Четвертое Море.
– Пр-р-роклятый Ментал, – завопил Мажик. – Пр-р-р-роклятое место.
Боцман схватил своей ручищей птицу за горло, и бедное пернатое существо захрипело в этом капкане.
Жан бросил строгий взгляд на помощника и скомандовал:
– Поднять паруса.
– Сир, – неожиданно раздался голос из строя, – дозвольте остаться здесь.
Бунт на корабле – обычная история в пиратском мире: когда вокруг тебя вооруженные до зубов головорезы с неустойчивой психикой, охочие до чужих денег, беспощадные к врагу в бою и к ближнему при дележе, жди беды.
Капитан Жан Жульер побагровел от гнева, он обвел команду тяжелым взглядом и спустился с мостика на палубу, к строю, в полной тишине. Вынув кривую саблю из ножен, Жан ехидно поинтересовался:
– Познакомимся поближе?
Вперед без особого страха выступил тщедушного вида матросик:
– Сир, наше желание не трогаться с места сильнее ужаса перед вашим гневом, а сабля здесь, как и все видимое, – просто символ. Мы успели убедиться в этом, кромсая свои тела ножами и пуская пули прямо в сердце. Ничего не происходит, нас как людей в здешнем Море просто нет, только наши желания.
Жан, как всякий любопытный мальчишка, отрывал лапки паукам, швырял камни в окна и баловался со спичками, вопреки родительским запретам, познавая мир опытным путем. Вот и сейчас, в качестве Капитана пиратского судна, он решил не отказывать себе в удовольствии, провести полевой эксперимент: сабля, описав в воздухе сложную траекторию, срезала матросу кисть руки, но та, вопреки здравому смыслу, осталась на месте, то есть при пирате, а не грохнулась на палубу с глухим стуком.
– Вот видите, Сир, – с радостью воскликнул моряк, активно махая пальцами совершенно целой кисти перед носом Капитана.
– Сколько вас, бунтарей, и чего вы хотите? – Жан задумчиво вложил саблю в ножны.
– Всего трое (из строя вышли еще два моряка), ссадите нас на каком-нибудь острове, согласно Кодексу, более никаких требований, – пират широко улыбнулся беззубым ртом.
Капитан Жульер поднялся на мостик, острова для маронинга на своем рисунке он не предусмотрел, посему решение было таковым:
– Спустите шлюпку, бунтарям ничего не давать, ни провианта, ни воды, ни пистолей, сами себе нажелают. – Он оглядел притихшую команду. – А нас ждет Ментал.
– Пр-р-роклятое место, – снова завопил Мажик, и пираты бросились выполнять приказ капитана…
Море Желаний отделялось от Моря Мыслей (Четвертого Моря) тонкой, практически невидимой стеной, при приближении к которой бравые корсары сначала начали испытывать необъяснимую тревогу, затем жгучие сомнения в необходимости продолжать путь и, наконец, страстное желание лечь на обратный курс. Жану самому пришлось стать за штурвал и, сжав зубы, сдерживать дрожь в руках.
– Мажик, – обратился он к попугаю, когда чувство, что надо бы разворачиваться, стало превалировать над его физическими кондициями по удерживанию курса, – что происходит?
– Между желанием и мыслью всегда стр-р-рах, – произнесла удивительная птица. – Стр-р-рах пер-р-ремен.
Капитан Жан Жульер прикусил губу и прохрипел:
– Я не боюсь ни галеона, ни его паршивого капитанишки, и все, чего я сейчас желаю, так это немедленной встречи с ним.
«Марионетку» встряхнуло, и фрегат, едва касаясь волн Третьего Моря, влетел в переход, как удачно пущенное ядро в пороховой погреб судна-противника, отчего и выход пиратского корабля на просторы Четвертого Моря выглядел весьма впечатляюще. Стена страха только колыхнулась, и «Марионетка», выскочив из ее «объятий», как нож масло, разрезала… галеон. Бедный «Кокон», судя по всему, поджидал гостью, но не рассчитывал на столь стремительное ее появление. Роскошный в Первом Море «торговец» с резными балюстрадами на полубаке, фигурами морских животных, удерживающих кормовые фонари, с позолотой на витиеватых наличниках и ярко-синими бортами, здесь представлял фигуру, которую, дружок, взрослые называют додекаэдром (спроси у мамы, она покажет тебе картинку), безликую, но строгую и правильную. От удара «Кокон» развалился надвое, и не успела «Марионетка» выполнить разворот оверштаг, как галеон скрылся в водах Ментала, чем-то напоминающих змеиный клубок, где тела беспрестанно шевелящихся рептилий – мыслеформы, пытающиеся найти во всем многообразии себе подобных, дабы слепиться с ними в подобие волны. К слову сказать, «Марионетка» и сама из прекрасного трехмачтового фрегата превратилась в набор плоских фигур с искривленными гранями.
Чертыхнувшись, Жан (мысленно) вернулся на исходную позицию, в Третье Море, и, снова настроившись на свое желание скорейшей встречи с галеоном, пустил «Марионетку» в проход. Все повторилось как под копирку – пиратский фрегат со всего маха врезался в «Кокон» и затопил беднягу.
Процедура повторилась еще несколько раз, унылые моряки монотонно выполняли свою работу, вахтенный у штурвала совершал один и тот же маневр, и фрегат, как сумасшедший, влетая в Ментал, пускал ко дну галеон. Корсары в этот момент становились «морскими ежами», цвет «иголок» отражал содержание их мыслей: в основном все флибустьеры были черными и желтыми, гнев и стяжательство преобладали в сознании искателей приключений. Жан, мельком поглядывая в надраенное до блеска стекло компаса, находил у себя, в копне торчащих во все стороны игл, одну розовую – то была мысль о Мари, соседской девочке.