Жангада (иллюстр.)
Шрифт:
Группа хижин на берегу как две капли воды похожа на другие селения и деревушки, разбросанные по берегам Амазонки; ее отличает лишь бразильское знамя, поднятое на длинном шесте над вечно пустующей будкой часового, да еще четыре бронзовые камнеметные пушечки, готовые обстрелять любое судно, приближающееся к берегу без соблюдения правил.
Что до самой деревни, она разместилась внизу, по ту сторону «крепости». Дорога, вернее, овражек, затененный фикусами
Окрестности Табатинги очаровательны, особенно близ широкого устья Жавари. На берегу растут красивые деревья, среди которых много пальм; из гибких пальмовых волокон плетут гамаки и рыболовные сети — предметы местной торговли. Это один из самых живописных уголков на Верхней Амазонке.
Есть надежда, что в недалеком будущем Табатинга превратится в крупную гавань, где будут останавливаться бразильские пароходы, идущие вверх по реке, и перуанские суда, спускающиеся в ее низовья. Для английской или американской деревни такого местоположения было бы достаточно, чтобы за несколько лет стать крупным торговым центром.
Разумеется, в Табатинге, расположенной более чем в шестистах лье от океана, морские приливы и отливы не ощущаются. Однако в дни, предшествующие новолунию и полнолунию, громадный водяной вал, называемый «поророку», трое суток вздувает воды Амазонки и гонит их назад со скоростью семнадцать километров в час. Говорят, что в такие дни уровень воды в реке поднимается от устья до самой бразильской границы.
Для Якиты, Миньи и Лины это было первое знакомство с Бразилией, и немудрено, что они придавали ему большое значение.
Прежде чем сойти с жангады, Фрагозо зашел к Жоаму Гарралю, и между ними произошел следующий разговор.
— Господин Гарраль,— сказал Фрагозо,— вы приютили меня на фазенде, одевали, кормили, поили — словом, оказали редкое гостеприимство. Я должен…
— Вы мне ровно ничего не должны, друг мой,— прервал его Жоам Гарраль.— Так что не стоит и говорить…
— О, я не о том! — воскликнул Фрагозо.— Ведь я все равно сейчас не в состоянии отблагодарить вас за все. Но теперь мы на бразильской земле, которую мне никогда не довелось бы снова увидеть, кабы не та лиана…
— За это вам надо благодарить только Лину,— снова остановил его Жоам Гарраль.
— Да, я знаю,— ответил Фрагозо,— и никогда не забуду, чем я обязан и ей и вам…
— Можно подумать, Фрагозо, что вы пришли попрощаться со мной! — улыбнулся Гарраль.— Разве вы собираетесь остаться в Табатинге?
— Ни за что на свете, господин Гарраль, раз уж вы позволили мне ехать с вами до Белена, где я надеюсь снова заняться своим ремеслом!
— А коли так, мой друг, о чем же вы хотите меня просить?
— Я хотел только спросить вас, не разрешите ли вы мне немного подзаработать по дороге? У меня уже чешутся руки,— ведь этак можно и сноровку потерять! К тому же горсточка рейсов так приятно звенит в кармане, особенно когда их честно заработаешь! Вы знаете, господин Гарраль, что цирюльник, он же и парикмахер (из уважения к господину Маноэлю я не смею сказать: он же и лекарь), всегда находит себе клиентов в деревнях на Верхней Амазонке.
— Особенно среди бразильцев,— заметил Жоам Гарраль,— потому что туземцы…
— Прошу прощения,— возразил Фрагозо,— особенно среди туземцев! Правда, им не приходится брить бороду, раз природа поскупилась и лишила их этого украшения, но всегда находятся головы, которые нужно причесать по последней моде. Туземцы очень любят причесываться — и мужчины и женщины! Стоит мне только выйти на площадь в Табатинге с бильбоке в руках,— сначала их привлекает бильбоке: я очень недурно играю,— и не пройдет десяти минут, как меня со всех сторон обступят индейцы и индианки. Надо видеть, как они ссорятся, добиваясь моего внимания! Останься я здесь на месяц, и все племя тикуна было бы причесано моими руками. Тотчас разнесся бы слух, что Горячие Щипцы — так они меня прозвали — снова в Табатинге. Я побывал тут уже два раза, и мои ножницы, право же, творили чудеса! Вот только нельзя слишком часто возвращаться на одно и то же место: сеньорины-индианки не похожи на наших модниц, причесывающихся каждый день. Нет! Уж если индианка причешется, так не меньше чем на год, и целый год всеми силами будет оберегать сооружение, которое я построю из ее волос, и довольно умело, смею вас уверить! Вот уж скоро год, как я не был в Табатинге и, наверное, найду свою хибарку в развалинах. Если вы ничего не имеете против, господин Гарраль, мне хотелось бы еще раз доказать, что я заслуживаю доброй репутации, которой пользуюсь в здешних краях. Но для меня это прежде всего вопрос денег, а не самолюбия, уверяю вас!
— Действуйте, мой друг,— сказал с улыбкой Жоам Гарраль,— но только быстро! Мы пробудем в Табатинге всего один день, а завтра на рассвете отправимся дальше.
— Я не упущу ни минуты,— заверил его Фрагозо.— Только захвачу свои инструменты — и побегу!
— Бегите! И пусть монеты сыплются на вас дождем!
— Этот благодатный дождь никогда особенно не баловал вашего преданного слугу!
И Фрагозо убежал.
Минуту спустя вся семья, кроме Жоама Гарраля, сошла на берег, к которому жангада пристала вплотную. Путешественники поднялись по ступеням изрядно разрушенной лестницы, вырубленной в высоком берегу.
Якиту и ее спутников встретил комендант форта, который хоть и был небогат, однако, отдавая дань законам гостеприимства, пригласил их «откушать» у него в доме. По площади ходили взад-вперед солдаты гарнизона, а из дверей казармы выглядывали их жены, индианки из племени тикуна, с довольно невзрачными ребятишками. Поблагодарив за приглашение, Якита сама пригласила коменданта с женой позавтракать на жангаде. Он не заставил себя долго просить, и встреча была назначена на одиннадцать часов.
А пока Якита с дочерью, служанкой и, разумеется, с верным Маноэлем отправилась погулять в окрестностях форта, оставив Бенито улаживать с комендантом дела по оплате стоянки в порту и таможенных сборов, так как сержант был одновременно и начальником таможни. Закончив дела, Бенито собрался, как всегда, поохотиться в окрестных лесах.
Тем временем Фрагозо покинул жангаду. Но, вместо того чтобы подняться в форт, он отправился в деревню через овражек, тянувшийся справа и выходивший прямо на деревенскую площадь. Он рассчитывал на местное население Табатинги. Жены солдат, конечно, тоже были бы рады отдать свои головы в его ловкие руки, но их мужья не собирались попусту тратить рейсы на причуды своих кокетливых подруг. У туземцев же все было иначе. Веселый цирюльник прекрасно знал, что в индейской деревне и жены и мужья окажут ему самый радушный прием.