Жанна д’Арк из рода Валуа. Книга 3

Алиева Марина Владимировна

– У короля может быть только одно благополучие – окружение людьми совершенно ему преданными.

– А вы полагаете, все те, кто сейчас за него воюет, преданны недостаточно?

– Да.

Ла Тремуй смотрел на герцогиню таким чистым взором, что она, на мгновение, даже смутилась.

– Объяснитесь, что вы имеете в виду?

– Чудесную Деву, разумеется. Её военные успехи, а более всего, её нетерпение уж очень вдохновляют наших рыцарей – от командующих до капитанов и ниже. Я понимаю, господа жаждут воевать, великая, хотя и единственная пока, победа вскружила головы, и войска боготворят неуязвимую Деву настолько, что прикажи она прыгать в огонь, никто не усомнится в том, что это необходимо!

Но речь сейчас не о простых солдатах, а о тех, кто сосредоточил в своих руках военную власть. Они так же одурманены успехом и думают, что теперь всё возможно… На фоне призывов Девы к немедленным действиям разумная нерешительность его величества уже выглядит… м-м, не могу подобрать достойного слова, но разве сами вы не были свидетельницей тех, малопочтительных усмешек, которыми кое-кто из высокородных господ сопроводил некоторые – повторяю, вполне разумные – возражения его величества против немедленного похода?

Лицо мадам Иоланды словно заперли на все запоры. Опять этот хитрый лис со своей идеей мирных переговоров и союза с Бургундией! Господи, ну сколько можно! Надо быть полным идиотом, чтобы не понимать – сейчас это никому уже не интересно!

– Куда вы клоните, сударь? – неприязненно спросила она.

– К возможности возникновения заговора, мадам.

Министр откинулся назад, словно произнесённые слова повисли перед ним, и ему хотелось быть от них подальше. Между тем, глаза его, ловили малейшие изменения в собеседнице.

– Какая чушь! – спокойно произнесла герцогиня.

Однако засов напряжённого интереса на её лице слегка отодвинулся.

– Дай Господь, чтобы это было чушью, мадам. Но вам ли не знать всех этих принцев и баронов! На любые попытки удержать их в границах разумного они сначала надуются, как драчливые дети дуются на мудрых отцов, а затем решат, что незачем и служить такому нерешительному королю…

Ла Тремуй затих, надеясь, что теперь герцогиня проявит бОльшую озабоченность, но ничего нового не увидел. Мадам, по-прежнему напряжённо, ждала, что же дальше?

– И может получиться… – продолжил Ла Тремуй, нащупывая слова, как невидимый в темноте путь, – очень может получиться, что, не желая служить одному королю, они станут искать себе нового господина… Или госпожу.

Мадам Иоланда сделала резкое движение, но Ла Тремуй, уловил, наконец, в её глазах долгожданный испуг. Брешь пробита! Больше она не скажет, «какая чушь!», потому что сказать так может только тот, кто совершенно безгрешен, а мадам не такая… Поэтому, уже более уверенно, он предостерегающе поднял руку.

– Не спешите возражать, герцогиня! При всех наших разногласиях, я тоже не могу не признавать, что ВАША преданность его величеству безгранична. Однако, подумайте сами, подумайте спокойно – эта Дева… посланница Господа… Она уже завоевала себе такое поклонение каким не мог похвастать даже Монмут в дни своей славы! А теперь представьте, что путь до Реймса окажется победоносным… Кто знает, не закружится ли чья-то голова от близости короны, такой доступной? Вы же видели, как отстаивает устремления Девы наш вечно угрюмый, и, кстати, споривший с ней в Орлеане, Бастард! Как быстро и пылко встал на её сторону Алансон… Им не составит труда найти единомышленников. И, уж конечно, не сложно будет убедить неискушённую крестьянскую девушку в том, что Господь, действительно, испытывал нашего короля, посылая её на помощь, но счёл его недостойным своих милостей из-за сомнений, нерешительности и неверия! А уж затем… Мне ли вам объяснять, что истинная власть оказывается не у тех, кто незаконно садится на трон, а как раз у тех, кто туда подсаживает. Ведь ради этого, в сущности, и происходит большая часть династических смещений…

Ла Тремуй замолчал.

Всё, что хотел, он высказал. Если в своей голове мадам держала нечто подобное, она должна была понять – министру кое-что известно, и он, в любой момент готов предупредить короля. Так что теперь ей придётся предпринять какие-то меры, продумывать которые времени нет, а ошибки в поспешных шагах неизбежны. И Ла Тремуй эти ошибки не пропустит.

Если же мадам чиста в отношении дофина… Что ж, ей придётся хорошенько задуматься о том, что подобные мысли вполне могут прийти в голову тем, кому она поведала правду о Деве. Что тоже хорошо, поскольку внесёт известную долю недоверия в те сплочённые ряды, которыми она окружила и себя, и Шарля, и эту свою Жанну.

– Вы говорите это всё, опираясь на какие-то известные факты? – сдавленно спросила герцогиня.

– Только предчувствия, ваша светлость. Но за долгие годы службы я научился относиться к ним серьёзно. Слишком памятны ещё те дни, когда рыцарей, поддерживающих его величество, можно было пересчитать по пальцам. Сейчас их тысячи… и, слава Господу, что это так… но насколько почтительна их поддержка? Пока я вижу только всеобщее поклонение Деве… Король сейчас благодарен. Но, когда то же самое заметит и он… Боюсь, мадам, тогда мои предчувствия оправдаются в полной мере.

Ла Тремуй изобразил лицом нечто среднее между отеческой печалью и недоумением – почему, дескать, так плохо складывается Чудо Господнее? Но старания пропали даром, мадам Иоланда смотрела в пол перед собой, прикрыв глаза и ничем не выдавая собственных мыслей.

– Вы молчите? – спросил он, почти ласково. – А я так надеялся… Я думал, что Вы разубедите меня… Последнее время от многого, что происходит, я отдалён, и обратился со своими сомнениями к вам, как к человеку сведущему… Но теперь чувствую, что на душе стало ещё тревожнее…

Всё шло, как по маслу! И в глубине той самой, якобы растревоженной, души министр ликовал.

ОНА МОЛЧИТ!

Значит, уже задумалась и пока не находит, чем отвечать! Что ж, понять можно – намёк был достаточно прозрачным, а учитывая, что с этой стороны, да ещё и от него, мадам удара не ждала… «Не стану торопить, пускай как следует осознает», – великодушно подумал Ла Тремуй. Но герцогиня уже привела в порядок мысли и подняла на Ла Тремуя взор ещё более холодный, чем обычно.

– Я молчу только потому, что мне не в чем вас переубеждать, господин Ла Тремуй. Дева пришла от Господа. Пришла к его величеству. И сила её убеждённости в цели своей миссии такова, что герцоги всей Европы не в состоянии внушить ей иное. Если вы действительно обеспокоены тем, про что говорили, то можете больше не беспокоиться. И, уж конечно, не вздумайте беспокоить этими глупостями короля. Но, если вы преследовали какую-то иную цель, то она так и осталась мне неясна. Простите, пока за всем этим просматривается лишь попытка очернить нашу Деву, но смотреть на подобную попытку можно только, как на государственную измену. И первым, кто так посмотрит, будет наш король, настроения которого, как вы верно заметили, мне сейчас известны лучше, чем кому-либо ещё.

Ла Тремуй обескураженно заморгал. Зная мадам герцогиню, он был уверен, что сейчас последует отповедь более изощрённая, наполненная уловками разузнать, что конкретно ему известно? Но такая прямота ставила в разговоре точку, а ведь он далеко не всё ещё сказал…

– Очернить? Ну, что вы! – начал, было Ла Тремуй, стараясь, чтобы слова его не походили на растерянное бормотание.

Но тут в покоях герцогини бесшумно возник её управляющий.

– К вашей светлости пришёл господин де Руа, – возвестил он с той долей высокомерия, которая свойственна слугам, уверенным, что симпатии и антипатии господ им хорошо известны.