Жанна д'Арк из рода Валуа
Шрифт:
– Господь всемогущий, – выдохнул д'Олон, – воскресшая Жанна…
– Она не умерла! – прикрикнула на него Клод. И повернулась к Де Ре: – Идемте, сударь, я сделаю всё, что нужно.
Барон махнул Раймону, чтобы подал знамя.
– Ничего не бойся, – сказал он. – Я буду рядом всё время… Тебе нужно только появиться там.
– Я и не боюсь.
– В седле удержишься?
Клод молча кивнула. «Это мой долг, – подумала она. – Может, для того нас судьба и свела.., может потому и подсказала однажды дать эту клятву – вместе до конца – чтобы в нужный момент я смогла подхватить
Страх ещё пробегал липкими пальцами по позвоночнику, ещё шептал что-то в затылок, но странный ветер, словно несущий её к сражению, уже отрывал всё ненужное прочь.
Оставив за спиной д'Олона и даже Де Ре, Клод врезалась в ряды атакующих…
Откуда только взялся у неё этот голос – этот звонкий клич «С нами Бог!» – которым она перекрыла шум боя?!
Задние ряды обернулись – не веря.., надеясь… И ликующий рёв, словно штормовой прибой, покатился по всему воинству.
С этой минуты в победе Франции не сомневался уже никто!
– Милорд! Мило-орд!!!
Отчаянный крик заставил Гласдейла поморщиться. Сразу несколько командиров, обязанных держать ворота, бежали к нему с перекошенными лицами. И командующий гарнизоном пошёл им навстречу, готовый сурово наказать за оставленный пост.
– Что вы орёте, как будто их девка воскресла?!
– Но, милорд, она… Она, действительно, воскресла!..
Не переспрашивая, потому что лица командиров говорили сами за себя, Гласдейл бросился на стену над воротами. Он не верил. Он не мог верить, потому что видел своими глазами, как стрела пробила ведьме шею! И, если там кто-то и появился, то быть это мог только какой-нибудь ряженый – чей-то мальчишка-паж, которого втиснули в её доспехи! А коли так, подмену он сразу заметит, потому что арманьякскую девку рассмотрел хорошо, и общей панике ни за что не поддастся, а просто позовёт другого лучника…
Но если…
Гласдейла передёрнуло от одной только мысли! Если она на самом деле вернулась, то душа его навеки проклята, потому что после такого ранения простому человеку вернуться, вот так скоро, невозможно… И, выходит, не девка, а истинная Дева – Господняя посланница, на которую он не смел посягать, но всё же посягнул… Выходит, грех.., и никакого прощения во веки веков!..
Но такого просто быть не может!
Гласдейл подбежал к бойнице в стене и припал к ней всем телом.
Всадница в белых доспехах… Несомненно всадница – не всадник… На голове шлем, но забрало открыто. И, хотя лица не различить, голос – этот звонкий девичий голос – слышен повсюду!
– С НАМИ Бог!
И руки сразу стали ватными, безвольными… Гласдейл медленно обернулся и полубезумным взором обвёл стены Турели.
Они могли держаться здесь сколько угодно долго… Они могли раздавить эту ничтожную армию, и не раздавили до сих пор по той же причине, по которой уставший человек не спешит прихлопнуть надоевшую муху, а ждёт, когда она подползёт ближе, чтобы попусту себя не беспокоить… Они были здесь почти хозяева!..
Но дрожащие от суеверного страха люди вокруг – это уже конец.
Какой-то лучник неподалёку упал на колени, целуя крест и моля Господа о прощении, и Гласдейл медленно вытащил из ножен меч.
«Если Всевышний действительно читает в людских душах, – подумал он, – то должен знать, что я всего лишь воин своего короля. Мне велели сражаться, и я сражался, как рыцарь, верный данному когда-то слову! И пусть не будет мне Божьего прощения, перед собственной совестью я чист».
– Встань с колен, – велел он лучнику. – Каяться будешь на небесах.., ещё успеешь. Но умри достойно, с оружием в руках, даже если Господь нашей победы не желает… Кто знает, может он и передумает…
Турель была взята вечером.
Английский гарнизон погиб полностью. Гласдейл пытался, правда, вывести часть своих людей через северные ворота, но, как и многие другие, сорвался в реку и утонул под тяжестью собственных доспехов, до последней минуты проклиная французскую ведьму, как будто бросал этим свой последний рыцарский вызов…
Орлеан
Раненную Жанну перенесли в захваченную крепость почти ночью, с величайшей осторожностью прикрывая от любопытных глаз. Клод тоже пришлось спрятать. Сгущающиеся сумерки и шлем надёжно скрыли её лицо от ликующего воинства, а когда солдаты стали требовать, чтобы Дева вышла к ним и разделила общую радость, д'Олон объявил, что, хотя Господь и отвёл смертоносную стрелу, ранение всё же было, и теперь лекарь требует для Жанны полного покоя.
Солдат это вполне удовлетворило. Но Бастард и высшие командиры непременно желали лично удостовериться, что с девушкой всё в порядке, поэтому Де Ре пришлось им открыться.
Клод ещё не сняла доспехи, и на неё, одиноко стоящую в бывшей комендантской, смотрели с чувствами крайне противоречивыми. Каждый думал, имеют ли они право так поступать, и, взвешивая все «за» и «против», не находил ответа.
– Что сказал лекарь? – спросил, наконец, Бастард. – Жанна поправится?
– Да, мессир.
– Как скоро?
– Говорит, что скоро…, – отвечающий на вопросы д'Олон, хоть и сдерживался в присутствии знатных господ, не смог скрыть ползущую на лицо улыбку. – Он вообще в изумлении – вчера, как только остановили кровь и перевязали рану, Жанна сразу заснула. Лекарь говорит, это верный признак скорого выздоровления, хотя и поражён, поскольку видит такое впервые.
– Хорошо…
Бастард немного ещё постоял в нерешительности, разглядывая Клод, потом осенил себя крестным знамением, бормоча: «Хвала Всевышнему», и удалился, увлекая за собой остальных. А спустя какое-то время в комнату с осторожностью внесли Жанну.
– Как ты? – бросилась к ней Клод. – Ты можешь говорить?
Жанна слабо улыбнулась.
– Конечно, могу. На мне всё быстро заживает. Когда бились за форт, я наступила на острый шип и пробила ногу, а сейчас она почти не болит, и лекарь сказал, что рана даже не загноилась…