Жанна д'Арк из рода Валуа
Шрифт:
Однако, поднявшись наверх, Пуланжи повернул, почему-то, на женскую половину.
– Куда мы идём? – спросил Экуй.
– К госпоже комендантше.
– Мадам Аларде не спит в такое время?
– Сегодня никто не спит, если прислушаетесь.
И действительно, откуда-то из недр замка донеслось, приглушённое стенами рычание господина коменданта.
– Он все ещё мучается?
– Ужасно. После вашего лекарства дубовые полоскания прежнего цирюльника кажутся ему монастырской водичкой… Господин де Бодрикур пребывает в ярости, но гордость и досада не позволяют второй раз
– Поэтому мы идём к мадам Аларде?
– Тсс! – Пуланжи приложил палец к губам. – Уже пришли.
Он осторожно постучал в дверь, перед которой они остановились и, когда пожилая фрейлина комендантши им открыла, с поклоном проскользнул внутрь, увлекая за собой Экуя.
– Ах, наконец-то! Пришли! – донеслось до них из спальных покоев, и хозяйка замка, не стесняясь домашнего чепца и ночной сорочки под распахнутой накидкой, выскочила навстречу, вытирая платком глаза, полные слёз, то ли от жалости, то ли от бессонницы.
Мадам Аларде де Шамбле, ещё лет пять назад, была женой Жана де Манувилля, но, овдовев, не стала долго ломаться, когда ей сделал предложение господин де Бодрикур – давний знакомец мужа, навещавший их не раз, и не два, и представлявшийся человеком не чужим. Состояние за вдовой числилось немалое, а жених прочно сидел в своём комендантском замке, что в эти непонятные времена, несомненно, дорогого стоило, поэтому, объединив всё это, супруги, по мере сил, жили счастливо уже четыре года. Нарушали счастье только болезненные приступы господина де Бодрикура, которые совершенно выводили мадам из себя. Поэтому, вернувшись утром из церкви и услышав раздражённые крики мужа, комендантша сразу велела послать за Экуем с его лекарством, однако, в ответ услышала:
– Цирюльник арестован по указанию его милости, госпожа. Говорят, он отказывается давать своё снадобье.
Слегка озадаченная мадам Аларде по первости, решила не вмешиваться. Но прошёл день, спустилась ночь – стоны супруга и безумные крики на всех, кто попадался под руку, не стихали. А тут ещё и любезный во всех отношениях господин де Пуланжи, вызванный ею для объяснений, доложил, что никакие другие средства господину коменданту не помогают, а то единственное, которое могло бы помочь, он не получил из-за собственного упрямства. Из-за него же, кстати, был посажен под замок и господин Экуй, который…
– Впрочем, я не могу опускаться до пересудов, – с поклоном завершил доклад Пуланжи. – Если вашей милости будет угодно вызволить господина цирюльника, я готов его привести. Если же нет, попробуйте уговорить вашего мужа принять дубовую настойку для полоскания.
Мадам Аларде между покорностью и покоем выбирала недолго.
– Мне наплевать на то, что сделал цирюльник. Немедленно приведите его ко мне, иначе, у меня тоже сделается припадок!
Поэтому, едва Экуя привели, она выскочила навстречу, приветствуя его, как спасителя.
– Дайте мне ваше чудесное снадобье, сударь! Я сама отнесу его мужу и упрошу, чтобы вас помиловали, какое бы ужасное злодейство вы ни совершили!
– Увы, госпожа, – покорно поклонился Экуй, – я готов отдать лекарство, а потом вернуться в свою тюрьму и просидеть там столько, сколько понадобится,
– Какую девушку? – не сразу поняла комендантша.
– Я говорил вам, мадам, – потупившись, шепнул Пуланжи, – это та, что просится к дофину.
– Ах, эта?!
Госпожа Аларде скомкала платок в кулаке и, растопырив локти в стороны, упёрлась руками в бока.
– Так вот из-за чего весь шум… Ну, вот что, господа – вы, – она повернулась к Экую, – немедленно даёте мне своё лекарство и в тюрьму можете не возвращаться. А вы, Полишон 10 , – поворот в сторону Пуланжи, – сейчас же доложите господину коменданту, что я желаю с ним увидеться! Мне есть, что ему сказать! И, даже если эту вашу девушку уже выгнали из города, клянусь, утром его милость поедет её разыскивать лично!
10
Полишон – прозвище Бертрана де Пуланжи, сеньора де Гондрекура.
Пуланжи, еле заметно, кивнул Экую, словно говоря: «Делайте, как она велит», а затем поспешно удалился.
Проводив его глазами, Экуй полез за пазуху, за пузырьком, полученным от Рене.
– Так вот почему мой муж до сих пор так мается, – усмехнулась мадам Аларде. – Уверена, после ареста, он велел перерыть все ваши вещи, но не нашёл ничего и разозлился ещё больше… Хотя, странно, что он не приказал обыскать и вас.
– Я бы разбил пузырёк, госпожа, и, видимо, господин де Бодрикур об этом догадывался.
– Вот как?
Мадам Аларде с любопытством посмотрела Экую в лицо.
– Вы принимаете такое горячее участие в судьбе этой девушки?
– Я верю в Бога, мадам, – ответил Экуй, и комендантша, почему-то, смутилась.
– Так она на самом деле.., то есть, вы полагаете, что эта девушка та, за кого себя выдаёт?
– Не знаю, ваша милость. Но, уверен, не мы, простые люди должны судить об этом. А те, кто должен судить – те не имеют права отмахиваться…
Комендантша понимающе кивнула.
– Давайте лекарство, – сказала она, протягивая руку. – Можете не волноваться, своё обещание я выполню.
И, кликнув слугу с факелом, величественно вышла из покоев.
Через полчаса, нависая над уставшим супругом и, для убедительности, тыча ему в грудь пальцем, мадам Аларде свирепо выговаривала:
– Вы, что же, сударь, совсем разума лишились?! Поможет эта девушка дофину или нет – не ваше дело! Но, отправив её в Шинон, вы очень угодите его тёще! У мадам герцогини, если помните, служит моя свояченица, и она не раз писала мне о величайшем интересе её светлости ко всяким целителям, предсказателям и прочим схоластам и алхимикам! Об этой девушке и так уже говорит вся Лотарингия, и сам герцог посылал за ней! Но она, Божьей милостью, именно вас просит отправить её ко двору, словно говорит: «Я ваша удача!». И, что же вы?! Вы упрямитесь и мешаете сами себе так, что никаких врагов не надо!