Жанна д'Арк. 3-е изд.
Шрифт:
Епископа смущало другое.
Два обстоятельства затрудняли открытие процесса, затрудняли настолько, что он был фактически начат лишь спустя три месяца после выдачи обвиняемой.
Первое из этих обстоятельств касалось места суда. Университет настаивал, чтобы дело слушалось в Париже. Винчестер и Бендфорд отклонили требование столичных богословов. Париж не казался им достаточно безопасным. С их точки зрения наиболее подходил Руан, лежавший в сердце английской Нормандии и набитый до отказа английскими солдатами. Но епископ Боне не мог быть главным судьей в чужой провинции. По церковным законам он имел право возбудить процесс и руководить им только в пределах своего диоцеза, находившегося
Второе затруднение представлялось еще более серьезным. Обвинение не располагало существенным материалом. Конечно, того, что знали руанские судьи, вполне хватало, чтобы отправить Жанну на костер. «Святые отцы» сожгли множество «ведьм» и «еретиков», руководствуясь куда меньшими «уликами». Но в данном случае дело обстояло иначе. Ведь это был «образцовый процесс»! Для того чтобы повлиять на умы верующих и добиться впечатления, которого ждал Винчестер, были необходимы факты, реальные факты. А ихто как раз в деле и не наблюдалось. Предварительные сведения были настолько смутными и противоречивыми, что судьи долгое время не знали, обвинять ли им подсудимую в колдовстве или в ереси. [17]
17
По определению канонического права колдовство и ересь были различными преступлениями. Колдовство проявлялось в магических обрядах и действиях, ересь – в отклонении от ортодоксальной веры.
Чтобы устранить это затруднение, Кошон использовал разные средства. Прежде всего он разослал своих людей по тем местам, где жила и действовала Жанна, – от Домреми и Вокулёра до Тура и Блуа.
Однако материалы, собранные агентами, не только не удовлетворили Кошона, но привели его в уныние: никто из опрошенных не дал компрометирующих Жанну показаний, напротив, все свидетельствовали в ее пользу. Епископ прогнал нерасторопных чиновников, не оплатив даже их дорожных расходов, а данные предварительного следствия почти полностью уничтожил; с величайшим трудом из них выцедили лишь такие «веские факты», как игры девушки возле «дерева фей», ее неповиновение родителям или историю с «волшебным» мечом из Фьербуа.
Сознавая, что всего этого слишком мало, епископ пустил в ход более надежный способ дознания. Его подручный, каноник Никола Луазелер, согласился взять на себя гнусную роль шпиона. Проникнув в камеру Жанны и выдав себя за ее соотечественника, этот «отец» вкрался в доверие к девушке и, надавав ей тьму «советов», выпытал у нее ряд сведений, в то время как секретари Кошона, сидя в соседней комнате, записывали подслушанные разговоры.
Все это с грехом пополам дало возможность составить некоторые «статьи и мемуары», которые после долгих дебатов члены суда сочли достаточными для того, чтобы дать ход делу. Впрочем, «святым отцам» не приходилось себя особенно утруждать: инквизиционный процесс исходил из презумпции виновности подсудимой. Не судьям нужно было доказывать ее вину, а ей надлежало доказать свою невиновность.
Наконец во второй половине февраля было решено начать допросы.
К этому времени Жанна вполне познала ужас и горечь своего положения. Болье и Боревуар вспоминались как счастливый сон...
Девушку побоялись держать в городской тюрьме. Англичане слишком ценили свою добычу, чтобы рисковать ею. Нужно было найти такую темницу и такого тюремщика, которые исключили бы всякую надежду на избавление.
Среди укреплений Руана самым неприступным считался Буврейский замок, построенный в XIII веке королем Филиппом II Августом. В одну из башен этого замка и заключили Жанну. Комендант Буврея, суровый и жестокий граф Варвик, поклялся беречь свою пленницу пуще зеницы ока.
Первое время девушку держали в железной клетке. Клетка была устроена так, что Жанна могла в ней только стоять. Чтобы усилить мучения несчастной, ее приковали за шею, руки и ноги к прутьям одной из стенок.
Сколько простояла она так? Жанна не смогла бы ответить на этот вопрос. В ее затуманенном сознании все смешалось, исчез счет времени и не существовало ничего, кроме тупой боли и страшной усталости.
Когда ее наконец выпустили из клетки, положение мало улучшилось. Ее камера, находившаяся в среднем этаже башни, была настоящим каменным мешком, почти лишенным света. Девушка осталась скованной по рукам и ногам. Ее талия была стянута металлическим поясом с приделанной к нему цепью. Цепь имела пять-шесть шагов длины, и второй ее конец с помощью замка прикреплялся к толстому деревянному брусу. Но теперь узница, по крайней мере, могла сидеть и лежать на жесткой кровати.
О эти страшные дни, эти кошмарные ночи!.. Спать ей почти не давали. Пятеро грубых солдат, имевших специальные инструкции, неотлучно дежурили при ней. Каждую ночь они будили девушку по нескольку раз, громко крича ей в самые уши:
– Поднимайся, ведьма! Костер ждет тебя! Или:
– Вставай, ты свободна!
Все эти приемы были рассчитаны на то, чтобы обессилить заключенную, лишить ее воли и хорошо «подготовить» к допросу.
Однажды в камеру ввалилась пестрая смеющаяся толпа. То были знатные господа. Девушка сразу узнала одного из них: к ней подходил ее прежний хозяин, сир Жан де Люксембург. Он сказал:
– Жанна, я пришел с доброй вестью. Я готов выкупить тебя, если ты пообещаешь никогда не поднимать против нас оружия.
Девушка с сомнением посмотрела на говорившего и на его соседей. Конечно, они издеваются над ней! Она ответила:
– Я прекрасно вижу, что вы обманываете меня. У вас нет ни возможности, ни желания сделать то, что вы предлагаете. Я знаю, что англичане хотят меня убить, надеясь после моей смерти захватить все королевство. Но даже если бы их было в сто раз больше, чем теперь, – голос Жанны стал удивительно твердым, – то и тогда бы они не смогли завоевать Францию!
Смех прекратился. Все лица вытянулись. Сэр Хемфри Стаффорд, английский коннетабль, не отличавшийся выдержкой, схватился за меч, желая тут же заколоть дерзкую девчонку. Он бы и сделал это, не помешай ему граф Варвик. Комендант Руанского замка разделял злобу Стаффорда, но не хотел расплачиваться своей карьерой за чужие поступки.
В среду, 21 февраля, Жанна впервые шла на допрос.
Девушка не знала, что стала жертвой вопиющего беззакония даже в рамках весьма далекого от законности инквизиционного процесса.
Согласно каноническому праву, если подсудимый был моложе двадцати пяти лет, ему полагалось дать защитника (куратора) из числа лиц ученых, но не связанных непосредственно со святой службой. Куратор должен был исповедовать подсудимого и представлять его интересы на суде. Несоблюдение указанного правила, гласила одна из статей, делало судопроизводство незаконным и подлежащим аннуляции. Однако блестящие знатоки канонического права, корифеи «образцового процесса», почему-то забыли об этом положении, и не нашлось никого, кто бы напомнил им о нем.