Жанна д'Арк. Факты, легенды, гипотезы
Шрифт:
Заметим прежде всего, что вся конструкция держится на одной единственной «опорной свае» — на упоминании о Коле де Вьенне. Больше нигде в источниках — ни в материалах руанского процесса, ни в материалах процесса реабилитации, ни в хрониках, ни в административной переписке, финансовых счетах и других правительственных документах — мы не найдем ни малейшего намека на то, что комендант Вокулера получил распоряжение отправить Жанну к дофину. И если вначале это молчание могло быть еще как-то связано со стремлением правительства держаться в стороне до тех пор, пока миссия Девы не получила официального признания, то в дальнейшем — после победы под Орлеаном, разгрома англичан при Пате, триумфального похода на Реймс — оно является совершенно необъяснимым. Известно, что летом 1429 г., когда Жанна находилась на гребне славы, французская пропаганда всячески подчеркивала тезис о наличии глубокой мистической связи между королем и Девой. И
Более того, предположение, что встрече дофина с Жанной предшествовала переписка между Вокулером и Шиноном, противоречит показаниям самой Жанны. На четвертом {77} публичном допросе 27 февраля 1431 г. она заявила, что послала Карлу письмо только из Сант-Катрин-де-Фьербуа, когда уже пересекла Луару и находилась всего в одном переходе от Шинона (30 км). «В этом письме она спрашивала, можно ли ей явиться в тот город, где находится король, [а также сообщала], что она проехала полторы сотни лье (около 600 км. — В. Р.),чтобы прийти к нему па помощь, и что у нее есть для пего хорошие вести» (Т, I, 76).Из слов Жанны явствует, что дофин тогда впервые узнал о ее существовании. Как справедливо заметил недавно историк Я. Гран-до, ни эта просьба, ни эти обещания не имели бы смысла, если бы существовала предварительная договоренность и Коле де Вьепп явился бы за Жанной, чтобы доставить се к дофину (57, 266).
Судя по показаниям одного из ближайших советников дофина, Симона Шарля, появление Жанны в Ши-ноне было полнейшей неожиданностью для самого Карла и его окружения. Королевский совет долго и бурио обсуждал, следует ли дофину принять ее. «У нее спрашивали, зачем она явилась и о чем просит» (D, I, 399).Упоминалось при этом и письмо Бодрикура — однако то, которое привезли с собой спутники Жанны. Показательно также, что Жанну снарядил в дорогу не королевский наместник Бодрикур, а Дюран Лассар и несколько жителей Вокулера, которые, сложившись, приобрели для нее коня, одежду и обувь. Дорожные же расходы взяли на себя ее спутники — Жан из Меца и Бетран де Пуланжи (D, I, 290).Позже Бодрикур, получив, по-видимому, соответствующее распоряжение, уплатил Лассару 12 франков за коня (D, I, 296).А со спутниками Жанны королевская казна произвела расчет лишь 21 апреля 1429 г., за неделю до похода на Орлеан, когда миссия Девы получила официальную санкцию. В тот день Жану из Меца было выплачено 100 ливров (немалая сумма) в возмещение расходов и в счет жалования (Q, V, 267).Эти данные также свидетельствуют о непричастности правительства к замыслу экспедиции Жанны в Шинон.
Что же касается Коле де Вьенна, то здесь нужно иметь в виду, что, хотя Вокулер и находился в глубоком бургундском тылу, его связи с французским правительством не пресекались и королевские гонцы периодически появлялись в далекой крепости с депешами и распоряжениями{78} (93, 56).Нет поэтому никаких причин считать очередной приезд такого гонца каким-то чрезвычайным событием и тем более связывать его с секретными планами правительства в отношении Жанны д'Арк. Заметим попутно, что сама Жанна не только не догадывалась до конца своих дней о «тайной миссии» Коле де Вьенна (что, конечно же, было бы невозможно, если бы он действительно доставил ее в Шинон по распоряжению дофина), но и вообще не выделяла его из четверки безымянных «слуг», сопровождавших ее, Жана из Меца и Бертрана де Пуланжи (Т, I, 50).Другое дело, что приезд гонца, которому был знаком наиболее безопасный путь через оккупированную территорию, оказался очень кстати и немало облегчил практическое осуществление замысла Жанны.
В литературе нередко можно встретить утверждение о том, что на изменение позиции Бодрикура существенно повлиял милостивый прием, оказанный Жанне герцогом Карлом II Лотарингским. Он пригласил ее к себе в Нанси; это произошло в первой половине февраля, накануне отъезда Жанны в Шинон.
По поводу этой встречи высказывались различные точки зрения. Так, например, утверждалось, что Бодрикур сам отправил Жанну в Нанси, чтобы выяснить мнение «единственного ближайшего дружественного Карлу VII государя», и лишь после того, как герцог побеседовал с ней и одарил ее, счел возможным послать ее к дофину (11, 186). Сэтим суждением нельзя согласиться хотя бы потому, что Карл Лотарингский вовсе не был союзником Карла Валуа; напротив, он занимал по отношению к Франции позицию враждебного нейтралитета, тяготея к Англии.
Некоторые биографы видят в этом эпизоде часть сложной политической интриги, нити которой тянутся ко двору дофина. По их мнению, встреча Жанны с Карлом Лотарингским была задумана и организована дворцовой «партией действия», во главе которой стояла теща дофина, энергичная Иоланта Арагонская. Она находилась в свойстве с Карлом Лотарингским: ее сын, Рене Анжуйский («добрый король Рене», прославившийся впоследствии как поэт и покровитель искусств), был женат на старшей дочери герцога и его наследнице Изабелле. Сторонники данной версии полагают, что Иоланта, узнав {79} из какого-то неведомого источника о «пророчице из Домреми», решила воспользоваться ею, чтобы сначала внушить герцогу мысль о необходимости союза с Францией, а затем и подтолкнуть самого дофина к более решительным действиям. Иоланта направила в Вокулер своего тайного агента Коле де Вьенна; тот передал секретное поручение Роберу де Бодрикуру, и колесо завертелось. Так появилась на свет историографическая легенда, объявившая Жанну ставленницей одной из придворных группировок. И хотя уже давно была показана полная научная несостоятельность этой легенды, за Иолантой Арагонской закрепилась тем не менее репутация покровительницы Жанны.
Высказывалось и такое предположение: поездку Жанны в Нанси организовал сам Репе Анжуйский, который рассчитывал, что, произведя сильное впечатление на его суеверного и легко поддающегося внушению тестя, Жанна побудит Карла Лотарингского сопротивляться англо-бургундскому влиянию (82, СХСУП — СХС1Х).Эта догадка возникла после того, как С. Люс обнаружил в счетах казначейства Барского герцогства, которое с 1419 г. принадлежало Репе Анжуйскому, краткую запись от 29 января 1429 г. об уплате 5 су 10 денье курьеру, доставившему Роберу де Бодрикуру письмо герцога Рене (82, 236).Но ничто не говорит о том, что это письмо имело отношение к Жанне. Его содержание неизвестно, а у герцога Барского было сколько угодно других дел к капитану соседнего Вокулера. [6]
О встрече Жанны с Карлом Лотарингским мы знаем немного; но и этого достаточно для вывода: политической подоплеки здесь не было. Никто не подсылал Жанну к влиятельному государю, никто не собирался воспользоваться ею в политических целях. Все обстояло гораздо проще.
Герцог рано одряхлел, его одолевали болезни (через два года они, свели его в могилу), лекари и лекарства не помогали. До него дошел слух об объявившейся неподалеку боговдохновенной деве, и он распорядился послать за ней. Что может быть более естественно для того {80} времени? Жанна рассказала Карлу о своем замысле, просила помощи, но ничто, кроме собственного здоровья, того не интересовало. «Герцог Лотарингский приказал, чтобы ее к нему привели, — сказано в протоколе второго публичного допроса Жанны в Руане, — она отправилась туда и сказала, что хочет идти во Францию. Герцог расспрашивал ее, как ему восстановить свое здоровье, но она ему ответила, что ничего об этом не знает. О своей поездке (во Францию) она говорила мало; однако же сказала герцогу, чтобы он дал ей своего сына и людей, которые проводят ее во Францию, и она будет молить бога об его здоровье» (Т, I, 49).Сыном герцога Жанна называла его зятя, Рене Анжуйского.
Некоторые подробности разговора Жанны с Карлом Лотарингским сообщила на процессе реабилитация Маргарита Ла Турульд, вдова королевского советника Рено де Булинье. В ее доме в Бурже Жанна провела осенью 1429 г., после коронационного похода, около трех недель. Маргарита сблизилась со своей почетной гостьей, и та ей о многом рассказывала. Зашла у них речь и о визите Жанны к герцогу Лотарингскому. По словам Маргариты, герцог позвал к себе Жанну потому, что был болен, а Жанна заявила ему, что он не выздоровеет до тех пор, «пока не исправится» и не воссоединится со своей добродетельной супругой (D, I, 378).Скандальное поведение герцога, открыто сожительствовавшего с некоей Ализон Дюмей, ни для кого не было секретом, а зная характер Жанны и ее отношение к подобным вещам, можно не сомневаться, что она выложила ему все напрямик.
Хотя встреча с герцогом Лотарингским и не имела видимых практических результатов, она укрепила позиции Жанны в общественном мнении. Впрочем, уже са-мо приглашение посетить владетельного князя свидетельствовало о ее быстро растущей популярности.
В этой популярности и заключается важнейшая, на наш взгляд, причина первого успеха Жанны. Бодрикур изменил свое отношение к Жанне и согласился отправить ее к дофину не по чьему-то тайному распоряжению или совету, а лишь потому, что в течение того месяца с небольшим, который Жанна провела в Вокулере, с ней самой произошла на его глазах поразительная метаморфоза. Из странной просительницы — то ли сумасшедшей, {81} то ли авантюристки — она превратилась в самую популярную личность, с которой население Воку-лера связывало надежды на спасение Франции.