Жар Холодного ручья

Мэримонт Лесли

Стало ясно: Хильда откровенно не любит свою падчерицу, потому и не стесняется даже при посторонних уколоть или смутить ее. И Деби действительно смутилась, покраснела.

Она была в светло-кремовом платье, чем-то напоминавшем по покрою то, в котором появилась на выпускном балу. На талии поясок, тоненькие бретельки на обнаженных плечах, плотно облегающий великолепную грудь лиф. Наряд удивительно шел ей. В нем Деби выглядела и скромной, и в то же время откровенно чувственной. Длинные светлые волосы свободно

рассыпались по спине, на шее и в ушах никаких украшений. Она чуть опустила свои пушистые ресницы, стараясь не встречаться с восхищенным взглядом Барта.

Столь явная застенчивость вызывала у него странное ощущение. Ему вдруг захотелось встать на ее защиту. Он едва сдерживался, чтобы не наброситься с кулаками на злобную ведьму мачеху. Но вместо этого выбрал более изощренный способ поставить ту на место.

— Должен сказать, что усилия Деби не пропали. Никогда еще не видел ее такой красивой, даже в юности, хотя и тогда она была очень хороша!

При этих словах Дебора покраснела еще сильнее, а Барт почувствовал, как все переворачивается у него внутри.

— Надеюсь, тебе передали мои извинения за вчерашнее, — искренне сказал он, не сводя с нее глаз. — Поверь, мне стыдно за свое поведение.

— Да, да, Хильда в точности передала твои слова…

Палмер вдруг осознал, что явно смущенная Деби нравится ему еще больше. Ему захотелось обнять ее, но не с тем, чтобы выплеснуть свою дикую страсть, о чем он втайне всегда мечтал, а чтобы успокоить, попросить прощения, заставить поверить в его искренность.

— Дебора так и не призналась, чем именно вы ее расстроили, — ядовито ввернула Хильда.

— Очень мило и великодушно, — пробормотал Барт.

Мачеху это словно подстегнуло:

— Тем не менее она назвала вас мерзавцем.

Деби гордо вскинула голову.

— Это правда, — холодно бросила она.

Палмер больше привык именно к такой Деби: высокомерной и презрительной. Но сегодня восхищался ее способностью со спокойным достоинством и выдержкой реагировать на, любые выходки.

— Ей прекрасно известен мой ужасный характер. И Деби во многом права. В прошлом мое поведение по отношению к ней заслуживало самых суровых упреков. Мне в самом деле совестно… Но надеюсь, когда-нибудь она научится прощать меня.

Хильда выглядела сбитой с толку, а Дебора тем более.

— Трудно представить, что уж такого ужасного вы могли совершить. Пожалуй, только одно — не уделили ей должного внимания. Она терпеть не может, когда перед ней не преклоняются, не так ли, милочка?.. Однако теперь, думаю, самый подходящий случай забыть о старых обидах. Я знаю, Гудвин Фарроу был бы очень доволен, если бы вы стали друзьями. Не сомневаюсь, хоть Деби и очень самолюбива, но ради отца пойдет на любые жертвы. Ведь так, дорогая?

— В пределах разумного, Хильда, — последовал короткий

ответ.

— Тогда рискну, если не возражаешь, оставить гостя на твое попечение, а сама пойду и помогу Гудвину переодеться к обеду.

Когда мачеха покинула комнату, Барт заметил панический страх в глазах Деборы. Но уже в следующее мгновение ей удалось собраться, и он услышал суровую отповедь:

— Что за спектакль ты тут разыгрываешь, Барт? Все твои извинения и раскаяния насквозь фальшивы. Как, впрочем, и дурацкие комплименты… Не иначе как что-то задумал и поэтому приехал сюда. Ну-ка, попробую угадать… Скорее всего причина проста, как орех: захотел выторговать за ферму сумму поувесистей? Или не упустить случай лишний раз поглумиться надо мной?..

Палмер вздохнул. Ожидать, будто с Деби все удастся легко уладить, явно не приходилось. Совершенно очевидно, что его искренние извинения не приняты. И он сделал еще одну попытку.

— Послушай, Деби, я в самом деле сожалею…

— Сожалеешь? — оборвала она его. — Жалел ли ты меня когда-нибудь?.. Испытывал ли вообще сострадание к людям? Сомневаюсь.

Несколько секунд царило молчание. Барт стоял, молча уставившись на покрытые румянцем щеки и дрожащие губы Деборы.

— Ты права, — тихо произнес он наконец. — Я эгоист, меня всегда заботила лишь собственная персона. Повзрослев, я, увы, таким и остался. Но могу измениться, Деби, и уже изменился! Ты справедливо упрекаешь меня в безжалостном отношении к тебе в нашем далеком прошлом. Это верно. Но что поделаешь, юнец Барт испытывал тогда отнюдь не возвышенные, а вполне определенные, продиктованные инстинктом желания, бурлившие в крови.

Заметив в ее глазах слезы, Палмер смешался.

— Боже мой, Деби, не плачь…

— Я не плачу! Еще чего!.. — отчаянно заморгав, возразила она. — Что же касается того, будто ты изменился, то вчера я наглядно убедилась в обратном. Ведешь себя по-прежнему, хотя уже далеко не юнец.

Барт запустил пальцы в свою шевелюру и нервным движением откинул со лба непослушные пряди.

— После таких слов я чувствую себя подонком.

— Конечно, тебе и в голову не пришло, что мне довелось пережить вчера?

— Ну, казни, казни! — вспыхнул он. — Не знаю, что на меня накатило! Ты была так соблазнительна…

Смущение вновь появилось на лице Деборы. Она верила и не верила в его откровенность. Отчаяния и надежда боролись в ней.

— Когда я впервые в школе увидел тебя, я был озлоблен, ожесточен, унижен обстоятельствами жизни. Казалось, мне все враги. Никогда я не пытался понять, какова ты на самом деле. Думал о тебе банальными стереотипами. Красивая. Богатая. С положением. Сексуальная. Недоступная… Теперь только понимаю, что совершенно не знал тебя настоящую. Но сейчас хочу узнать, Деби. Очень хочу…