Жар ночи
Шрифт:
— Господи, — пробормотала она, заставляя себя дышать медленнее и глубже. — Возьми себя в руки, Стейс.
Ее взгляд уловил блик света, и голова машинально повернулась налево, к обсаженному деревьями ограждению у края дороги.
Там, с жутким оскалом, стояла Рейчел. Ее некогда прекрасное лицо теперь было изуродовано страшными шрамами, которые человеку, наверное, стоили бы жизни. Она лишилась части скальпа, плоть местами была сорвана с головы, так что были видны кости.
Но крик у Стейси вырвался вовсе не из-за этого. В ужас ее поверг вид собственного сына, беспомощно обвисшего в одной ее руке. В другой она сжимала устрашающего вида меч.
Караульный, вскинувшись на крик, увидел это жуткое зрелище и, проорав что-то в переговорное устройство, бросился в том направлении. Стейси, проклиная все на свете, отчаянно пыталась справиться с замком, пока наконец он не поддался. Она вывалилась наружу в тот момент, когда мимо нее промчался Коннор, и попыталась припустить за ним, но, обойдя бампер, остолбенела.
Прямо ей под ноги подкатилась отрубленная голова охранника с невидящими глазами и навеки застывшим, в ужасе распахнутым ртом.
А подняв глаза, она увидела как минимум полдюжины омерзительных тварей, стаей ринувшихся на Коннора. И налетевших на его вращавшийся с немыслимой быстротой, отрубая конечности и рассекая гнусные тела, клинок. Словно исполняя смертельный танец, он орудовал двуручным мечом, окружив себя стремительным стальным вихрем.
Мощь и грация Коннора повергли Стейси в изумление и восторг: трудно было поверить, что в столь огромном теле гигантская сила может сочетаться с невероятной ловкостью и быстротой реакции. Но это не только восхитило ее, но и придало ей решимости. Без него она, конечно же, была бы парализована ужасом, но рядом с ним чувствовала себя способной на все.
Уже на бегу Стейси засунула руку под ветровку и выхватила пистолет из кобуры. Вес оружия придал ей уверенности. До сих пор она не стреляла ни разу в жизни, но сейчас была более чем готова вышибить кое-откуда дерьмо с помощью пуль.
Запнувшись о корень, Стейси упала, больно стукнувшись коленями, тут же поднялась, чтобы рвануть дальше, но из-за этой краткой задержки ей на глаза попалось нечто привлекшее внимание. Валявшийся справа, под деревом, ботинок.
Ботинок Джастина.
Стейси бросилась к нему. Схватила его. И увидела другой.
На ноге ее сына.
— Джастин!
Она подлетела к нему и принялась шарить по телу свободной рукой, ища повреждения. Или признаки жизни. Он был мертвенно-бледен, с темными кругами под глазами, на щеке запеклась корка крови. Бросив пистолет на землю, она схватила сына за плечи.
— Джастин, детка, очнись. Очнись, родной, пожалуйста! Джастин! — Она колотила его в грудь, хлестала по щекам и отчаянно выкрикивала: — Детка! Не делай этого! Не смей! Очнись!
Он закашлялся, Стейси зарыдала от облегчения. Взор ее затуманили слезы, сердце сжалось, когда он перекатился на бок и застонал. Полностью сосредоточившись на нем, она совершенно забыла об осторожности и проглядела угрозу. Внезапная острая боль пронзила ей руку, мышцы пробрало ледяным холодом. Она закричала и судорожно забилась.
Громовой рев ярости потряс воздух. Промелькнула шапка золотистых волос, а потом Рейчел была схвачена и отброшена в сторону, словно она ничего не весила.
Рейчел откатилась, давясь булькающим смехом, оставив Стейси с торчавшим из руки здоровенным шприцем.
— Я вернусь за тем, что у тебя внутри, — прошипела она и тут же, с невероятной быстротой, отпрыгнула, уходя от выпада Коннора.
— Долбаная сука! — крикнула Стейси, потянувшись за пистолетом и упав на спину.
Коннор налетел на Рейчел, и они вместе покатились по земле. Стейси пыталась прицелиться, но невыносимый холод, пронизывавший руку, грозил парализовать сознание. Она чувствовала, что вот-вот отключится.
Но когда взор ее уже начал подергиваться тьмой, Рейчел, подавшись назад, на миг угодила под прицел. Наведя ствол между раздвинутыми ногами, Стейси, пуля за пулей, выпустила в Рейчел весь магазин. При каждом попадании та содрогалась, а под конец рухнула наземь.
Смеясь.
Стейси лишилась чувств, и этот смех сопроводил ее в беспамятство.
ГЛАВА 15
— Ну, как дела, герой? — спросил Коннор, присаживаясь на диван рядом с лежавшим на нем Джастином и вручая ему здоровенную кружку горячего шоколада.
— Мне холодно.
Под расширенными глазами мальчишки залегли темные круги, кожа сохраняла нездоровую бледность — память о перенесенном шоке. Упавший на лоб локон придавал ему совсем уж ребяческий вид, своих четырнадцати ему было не дать.
— Я принесу тебе еще одно одеяло.
Входная дверь была открыта, отчего в гостиной становилось все холоднее, однако люди Макдугала продолжали очистку, и Джастин не хотел уходить в свою комнату. Он предпочитал слышать тяжелый топот и бубнеж телевизора, который никто не смотрел, потому что в окружении множества людей чувствовал себя в большей безопасности.
— Спасибо, Коннор.
Благодарность на лице Джастина тронула Коннора до глубины души. Мысленно он уже не раз поклялся, что Старейшие заплатят за все, что сегодня случилось. Дорого заплатят.
— Не за что.
Поднявшись, Коннор вышел в коридор и направился к комнате Джастина. Первую дозу пропранолола мальчик получил еще в вертолете, и ему предстояло принимать лекарство четыре раза в день в течение десяти дней. «Пилюли забвения» еще оставались экспериментальным препаратом, однако клинические испытания давали обнадеживающие результаты, и Коннор, скрестив пальцы, надеялся, что лекарство окажет на Джастина свое магическое действие.
Предполагалось, что сами события в его памяти сохранятся, но без жуткого эмоционального фона, то есть он будет воспринимать случившееся не как жертва со всеми соответствующими комплексами, а как объективный свидетель. С остальным помогут Целители из Сумерек.
Коннор как раз открывал дверь, когда из спальни Стейси вышел Эйдан.
— Как она? — напряженно спросил Коннор.
— Состояние стабильное, хотя пока не очнулась. — Эйдан подошел ближе. — Что-то находится у нее в мозгу, Брюс. Что-то маленькое, с рисовое зернышко, но чужеродное. И нельзя сказать, как ее тело на это отреагирует.