Жара и лихорадка
Шрифт:
Языком танца, без слов, а лишь изящными движениями своих стройных тел они поведали людям, как победили комара, убивавшего свободный народ таи. Их танец рассказывал о горе, о надежде, о радости, которая ждет теперь людей.
Вслед за танцовщицами сотни правоверных тащили огромную ритуальную колесницу «бусабок», и, дойдя до священных ворот, они подкатили ее к подножию Будды, где стоял главный настоятель монастырей в окружении монахов в оранжевых одеяниях…
—
В один прекрасный день в Нью-Дели из Кабула прибыл директор службы здоровья доктор А. Р. Хакими, который по поручению афганского правительства вручил региональному штабу ВОЗ для Юго-Восточной Азии шесть изумительных по красоте афганских ковров.
На первый взгляд эти произведения старинного искусства не имеют никакого отношения ни к комарам, ни к малярии.
Но вот что сказал доктор Хакими:
— В нашей стране существует определенная связь между этими коврами и развитием службы здоровья. Не так давно у нас бытовала такая пословица: «Если хочешь умереть, поезжай в Кундуз…» (там свирепствовала малярия). В последние годы благодаря Всемирной организации здравоохранения мы избавили Кундуз от малярии, и сейчас этот район — один из наиболее производительных в стране: здесь сеют пшеницу, выращивают хлопок, сахарный тростник. Ликвидация малярии позволила нам заняться каракулеводством. Получение различных видов шерсти повлекло за собой увеличение производства ковров. Но самое главное заключается в том, что сегодняшние ковры намного красивее прежних, потому что малярия больше не отнимает силы у наших ткачей и не глушит их творческую фантазию…
В нашем путешествии по Азии мы, кажется, чересчур удалились от священной горы Кинабалу, к которой отправляются муруты после смерти.
Мы ночуем в Апин-Апин. При лунном свете Кинабалу встает во всем своем великолепии, и становится понятным, почему с ней связано так много легенд. Дожди, которые в этом году начались на месяц раньше, захватили нас врасплох и до некоторой степени смешали все планы работ антималярийных бригад. Вырубленные в джунглях тропинки превратились в месиво. Машины с четырьмя ведущими колесами буквально «плывут» по такому вязкому болоту.
Мы останавливаемся в деревне, отмеченной на карте. Нас встречают стаи собак. Муруты любят собак и очень ими дорожат, так как собаки помогают им в охоте на диких быстроногих кабанов. Собаки настолько ценны здесь, что нередко можно наблюдать такую картину: женщина одной грудью кормит своего младенца, а второй — щенка, потому что его «мама» — в лесу на охоте.
Здешние собаки не умеют лаять. Не состоят ли они в родстве с известной австралийской собакой динго? Они не умеют лаять, но в пять часов утра громкий вой одинокой собаки, а через минуту и присоединившийся к ней целый собачий хор могут поднять из гроба и мертвого.
Уж коль я так выразился, попутно скажу, что, находясь в Сабахе, я смотрел на жбаны, в которых муруты готовят пищу, с каким-то странным чувством. Подумайте только, в одинаковых жбанах и пенится варево, и хоронятся умершие (покойника засовывают в жбан в сидячем положении и замазывают верх, а предают земле лишь через несколько лет). По словам переводчика, жбан-гроб стоит очень дорого. Мы пытаемся перевести его стоимость из одной валюты в другую, но это дается нам с большим трудом. Дело в том, что ни малайский доллар, ни любая другая валюта не очень-то в ходу у мурутов; они до сих пор ведут меновую торговлю. Однако после утомительных подсчетов нам ясно, что большой жбан-гроб стоит столько же, сколько красивая невеста.
«Гроб или проданная невеста» — возможное название для страшной оперы о мужчине из племени мурут, который, почувствовав себя плохо, отказывается от женитьбы на избраннице. Вот какие мысли пробегают в голове. Признаюсь, мне хватило нескольких месяцев ежедневного соприкосновения со страданиями и смертью, чтобы я стал проще смотреть на такие вещи…
В каждой деревне повторяется одно и то же: санитар спрашивает о больных с высокой температурой, чтобы взять у них кровь, а взамен оставить против малярии лекарство. При этом он обязательно объяснит, как его надо принимать. Муруты ведь не делят недели на дни, часы, минуты. Да и зачем? Путь к здоровью определяется положением луны на небе.
— Когда луна будет совсем маленькой, ты будешь принимать по одной таблетке, — наставляет санитар. Я обещаю ему, что напишу о нем в своей книге. Санитар когда-то сам был «человеком с белым порошком», т. е. ходил по деревням (иногда приходилось шагать пешком по двадцать дней от одного селения к другому) и обрабатывал химикалиями дома. В такие глухие деревни надо и сейчас периодически заглядывать: если не проследить, то малярия может снова вернуться…
— У нас много хлопот с приезжающими с Калимантана, — говорит он мне, — на индонезийской части острова, как вы знаете, наша акция почти не проводится, и там наверняка из трех человек двое больны малярией. Граница в джунглях — это же просто фикция, ну кто там будет соблюдать границу?
Мы возвращаемся к себе поздно вечером, уставшие и грязные. На заднем сиденье вевдехода стоит ящик с тщательно упакованными пробирками. В них кровь тех самых мурутов, которые были приговорены к смерти. Сейчас этот приговор временно отменен. Если и будет найден малярийный паразит, то лишь у нескольких человек, а ведь совсем еще недавно эти деревни полностью вымирали.
Мы снова ночуем в Апин-Апин, и снова в пять утра нас будит собачий хор… Итальянец изрыгает проклятья, они сыплются только что не на Папу Римского, а его пожелания — если бы они исполнились — привели бы к полному уничтожению всего собачьего рода на земле.
Наконец он откидывает москитную сетку и встает. Обливается холодной водой и при этом фыркает, как тюлень. Затем находит на столе очки, надевает и начинает бриться. Хорошее настроение возвращается к нему, и он соглашается начать нашу утреннюю игру в вопросы и ответы. Рабочий день здесь вообще начинается очень рано, а в полдень жизнь замирает; как говорят, «на солнце ходят англичане да собаки».
Мой профессиональный опыт давно убедил меня — и я уже говорил об этом, — что на глупые вопросы человек получает столь же глупые ответы. Однако я с упорством маньяка пытаюсь понять причины, почему маляриологи, с которыми я знакомлюсь, выбрали именно эту специальность.