Жара в Аномо
Шрифт:
— Вы можете уехать с нами, — сказал Даги Нгоро, обращаясь к Джой.
— Я прошу… я останусь с ними, — сказала она, — дело Банго еще не закончено.
Спустя несколько минут, рыча и вздымая снопы песка и пыли, "джип" увозил полицейских, торопясь поскорее выбраться на твердь трассы.
— Чертовщина какая-то, — сквозь зубы процедил Даги Нгоро, — такое чувство, будто мы сделали глупость, будто все произошло из-за того, что мы затеяли эту погоню. Представьте, даже не знаю, сумею ли объяснить окружному этот ужасный спектакль.
Вертолет, должно быть, уже опустился в нефтяном лагере, доставив туда государственную комиссию, и она, вероятно, выслушивала новости, омрачившие радость успешного бурения, когда полицейская машина выбралась наконец из песков.
Самбонанга наклонился к Ойбору и шепнул:
— Все думаю, вы хотели, чтобы все они увиделись?
Сержант молча кивнул и оттолкнул юношу плечом.
Он был какой-то окаменевший, сержант Киматаре Ойбор, глаза налились свинцовой тяжестью, губы сжались, а руки, вцепившиеся в скобу перед сиденьем, напряглись.
Там, где грунтовая дорога переходила в асфальтированное шоссе, Даги Нгоро прибавил скорость и сразу почувствовал свою стихию, откинулся на спинку сиденья, сняв шлем, перестал чертыхаться.
— Да, не все получилось… — сказал Ойбор.
Машина летела как бешеная, загребая под себя колесами километр за километром. Кое-где показывались первые островки зелени, пустыня сменялась саванной, глухой и безлюдной.
В своем начале шоссе дважды разветвлялось. Метров за триста до второй развилки Самбонанга, взглянув на сержанта, внезапно вскрикнул:
— Меня укачало! Остановитесь!
Капитан Даги Нгоро сбросил газ, остановил машину и удивленно обернулся. Самбонанга мгновенно нанес ему сильный удар по голове рукоятью револьвера. Нгоро обмяк и завалился на бок.
57
Крытый полицейский грузовик подъехал к аэропорту, из него высадился отряд оцепления. Незадолго до этого несколько человек были оставлены на железнодорожном вокзале и автостанции.
Заблаговременно были блокированы и все прочие выезды из столицы.
Даже в пригородных районах типа Шарбатли находились усиленные патрули, поскольку, как показывало прошлое, нередко преступники на первых порах пытались найти укрытие в головоломных лабиринтах трущоб.
Грузовик опустел, и шофер согласно инструкции повел его в центр, к одной из самых известных всем водителям бензоколонок, у которой с некоторых времен обосновался престарелый башмачник.
Раскладной стульчик башмачника был на месте, вывеска, ящик-стол, инструменты и горка рваной обуви тоже, сам же старичок в стороне, привязавшись к владельцу заправляющегося автомобиля, рассуждал о том, что только осел может обременить легковую машину таким прицепом.
Аполлон-заправщик хохотал во все горло, получая какое-то странное удовольствие от занудливых проповедей башмачника перед автовладельцами.
Водитель полицейского грузовика крикнул:
— Алло, отец! Давай-ка грузить твою фабрику! Велено доставить тебя обратно на площадь!
Башмачник оставил в покое владельца легковушки с прицепом и засеменил к грузовику.
— Чего разорался? — строго просипел он.
— Давай не задерживай, — сказал полицейский, — где твое барахло? Я помогу. Кончилась служба, возвращайся к своей старухе.
— Вот еще! Никуда отсюда не уйду, мне здесь хорошо. А что, бандитов уже поймали?
Водитель грузовика сплюнул, махнул рукой и укатил восвояси. Башмачник тоже сплюнул и махнул рукой, затем не спеша подался к заправщику, который уже подпирал спиной свою будку, кончив дело, и сказал:
— Видал? Хотели нас разлучить. Полиция. Я его быстро спровадил.
— Чего это они? — спросил парень.
— Ты умеешь хранить тайны?
— Конечно! — возмутился заправщик, который и понятия не имел, что такое держать язык за зубами.
— Тогда я, так и быть, расскажу тебе кое-что.
58
— Слушай, — сказал старый служака Киматаре Ойбор, — слушай, собака, раз настаиваешь. Будем считать, исполню твое последнее желание. Я тебе все доложу, как приговор. И про Нордтона вместе с твоей Магдой-Луизой, и про Эла Броуди, и про Мариба — Соважа, и про всю вашу банду, и про ночь на площади.
— Я слушаю, — с трудом шевеля губами, заговорил Даги Нгоро, — и жду, когда вы оба опомнитесь, безумцы. На кого подняли руку!
— На убийцу! На подлую собаку! Не нравится? Но ведь это не я, а твои заморские хозяева дали тебе собачью кличку — Рык. Черный Рык, продажная шкура!
— Не желаю слушать бред обезумевших бунтовщиков.
Сдерживая ярость, Киматаре Ойбор, бросив на притихшего Самбонангу подбадривающий взгляд, вновь произнес, обращаясь к поверженному врагу:
— Нет, ты выслушай, Нгоро, это приговор!
— Не надо, — прохрипел Нгоро. — Чего вы хотите? Приму любое предложение в обмен на жизнь. Пойду на все ради жизни.
Сержант Ойбор, откинувшись на спинку сиденья "джипа", упирался ногами в прижатые к лобовому стеклу плечи разоблаченного преступника.
Автомат был направлен в тяжело дышащую грудь Нгоро, на сером и вспухшем после оглушительного удара лице которого отражались и страх, и отчаяние, и злоба, и ненависть, и мольба.
Самбонанга встревоженно смотрел на сержанта, на то, как напряглись до белизны его руки, сжимавшие автомат, как налились его глаза каким-то страшным, пугающим смыслом.
Никогда еще не видел молодой полицейский своего учителя в таком состоянии.