Жаркая любовь
Шрифт:
Пролог
Это был сон. Алекс знала, что это ей снится.
Она стояла перед унылым фасадом здания эпохи Регентства. Его гладкая облицовка тускло блестела под дождем. Несмотря на темноту, дом был виден совершенно ясно, как будто его освещали прожектора. Хотя, конечно, ни о каких прожекторах не могло быть и речи. Это был огромный факел. Яркие языки открытого пламени раскачивались взад-вперед под порывами ветра.
Именно поэтому она сразу догадалась, что видит сон. В Лондоне двадцать первого века не принято освещать дома с помощью смоляных
Парадная дверь дома была распахнута настежь. На улицу проникал шум праздничного вечера. Голоса гостей сливались в невнятный гул. То и дело сквозь него прорывался звонкий женский смех. Звон бокалов. Музыка. Такая звякающая нудная музыка, которая вечно вязнет в ушах. Мелодия повторяется раз за разом, как дрессированная лошадь, которая только и знает, что бегать по кругу, строго обозначенному ее хозяином. Впрочем, это нисколько не портило общей праздничной атмосферы.
Говорили Алекс умные люди, что нельзя так увлекаться видеофильмами по романам Джейн Остен! Тогда ее сон не поражал бы такой достоверностью – вплоть до мельчайших деталей!
Внезапно Алекс обнаружила, что поднялась по широким ступеням парадного крыльца. При этом она вроде бы не сделала ни шагу, но каким-то образом вдруг оказалась наверху перед дверью. С некоторым усилием она выпрямилась и приняла правильную осанку – голову ее оттягивала непривычно тяжелая прическа. Так и есть: по обе стороны от ее физиономии болтались длинные локоны, кокетливо закрученные спиралью. Джейн Остен – и никаких сомнений!
Алекс стояла у подножия внушительной лестницы в стиле рококо. Полированные ступени составляли широкую дугу, обрамлявшую роскошный холл с мраморным полом. Холл был совершенно пуст. Ее появления в этом доме никто не заметил. Музыка и смех доносились откуда-то справа. Но Алекс было не до них.
Не понимая, каким чудом ей это удается, она снова вознеслась по ступеням и миновала первый лестничный пролет. Дальнейший путь преграждали высокие двойные двери. Алекс нажала на бронзовую дверную ручку, но та не поддалась. Она налегла изо всех сил, но, как это часто бывает во сне, ее руки не желали слушаться и оставались вялыми и безвольными. Тяжелые двойные створки даже не шелохнулись.
– Но я обязательно должна войти! – воскликнула Алекс.
И тогда двери бесшумно распахнулись сами.
Она заколебалась. Кто знает, что ждет ее в этой комнате? Праздничный шум куда-то удалился и был отсюда еле слышен. Даже если она закричит, никто не придет к ней на помощь.
Но ведь эти двери распахнулись специально для нее! Разве можно было удержаться и не взглянуть хотя бы одним глазком, что там, внутри?
Первое, что поразило Алекс в гулком пустом помещении, – это высота потолка. Ей редко доводилось видеть комнаты с такими идеально подобранными пропорциями. Паркетный пол, люстра XVIII века и французское зеркало от потолка до пола показались ей смутно знакомыми.
Алекс вдруг почувствовала разочарование. Подумаешь, сюрприз – личный кабинет ее родной бабки! Здесь даже стоял массивный письменный стол, за которым Лаванда работала с бумагами.
Еще немного – и она совсем разочаруется в своем сне. Все начиналось так увлекательно – бал в старинном особняке эпохи Регентства, – а привело к обычной служебной рутине!
Внезапно раздался негромкий стук в одно из окон, не закрытое портьерой. Но стоило Алекс подойти поближе – кажется, у нее снова появились ноги, поскольку она стала ощущать собственные шаги, – за окном не оказалось никого, лишь струи дождя стекали на подоконник.
Алекс совсем не испугалась. Она слишком часто засиживалась за работой допоздна, чтобы пугаться большой и красивой пустой комнаты. Разве что ей стало немного одиноко. Но это наверняка на нее подействовал шум праздника, к которому Алекс не имела никакого отношения. Даже если он проходил в каком-то другом измерении.
Наверное, где-то в комнате находился скрытый источник света, позволявший разглядеть во всех подробностях массивный, щедро покрытый резьбой карниз и белые стены. Лаванда разместила в своем кабинете целую коллекцию современной живописи, но ни одной из картин не удалось перенестись в этот сон. Стены оставались совершенно пустыми, за исключением огромного зеркала в стиле барокко.
Возможно, именно зеркало и являлось источником света? На его темной гладкой поверхности как будто мелькнул неясный блик. Охваченная любопытством, Алекс повернулась к зеркалу. Блик мигал и уменьшался, как будто пропадал вдали. Трудно было сказать, что отражается в зеркале. Она медленно подошла к нему вплотную.
Если бы отражение не повторяло ее движений, Алекс ни за что не узнала бы себя. Кажется, на ней был надет какой-то светлый вечерний туалет. И его подол сильно колыхался. Стало быть, здесь тоже гуляют сквозняки. Совсем как в реальной жизни.
И тут она замерла как вкопанная. Потому что совершенно четко увидела в зеркале свое лицо. Правда, оно промелькнуло лишь на какую-то долю секунды. Однако и этого краткого мгновения хватило, чтобы различить опостылевшие черты: чересчур темные глаза, чересчур бледное лицо, чересчур вздернутый нос, чересчур чувственные губы.
Кто-то даже сказал ей недавно: «Алекс, у вас слишком чувственные губы. Это не доведет вас до добра!».
Она отчаянно пыталась вспомнить, от кого могла слышать эти слова и по какому поводу. Она знала, что это крайне важно. Но, несмотря на упорные попытки напрячь память, имя говорившего упорно ускользало и растворялось во мгле, превращаясь в неясный туман.
Она слишком увлеклась воспоминаниями и потому не сразу сообразила, что больше не видит в зеркале своего лица. Оно пропало так внезапно, будто какая-то огромная кошка зацепила ее когтистой лапой и отшвырнула прочь, в темноту. Чтобы освободить место для другого лица.