Жаркая осень 1904 года
Шрифт:
– Да, почти половина неграмотных солдат, – покачал головой император, – это, действительно, никуда не годится…
– При этом, – вставил адмирал Ларионов, – во время мобилизации в Германской империи количество полностью неграмотных призывников не превышало 0,6 процента от общей массы мобилизованных. Как известно, всеобщим образованием в Германии озаботились еще при Бисмарке – и вот вам наглядный результат.
– Ваше величество, – вступил в разговор Коба, – не менее позорно то, что неграмотна и значительная часть рабочих. Мы собираемся провести индустриализацию России. Без грамотных рабочих, которые могут не только читать по слогам, но и разбираться в чертежах, нам нечего и думать об индустриализации. К тому же неграмотный рабочий – это
– Да, – озадаченно сказал император, – я как-то не вникал во все эти сложности. Действительно, проблему с неграмотностью следует решать как можно быстрее…
– Архисрочно! – перебил самодержца Ленин. – На это нельзя жалеть ни сил, ни средств. Пока население неграмотно, все рассуждения о индустриализации России так и останутся пустыми рассуждениями. Сперва ликвидация безграмотности с массовым профессиональным образованием, а уж потом индустриализация. Уже существующие заводы просто задыхаются от недостатка грамотных кадров. Что толку, если будут построены заводы и фабрики, на которых просто некому будет работать.
Михаил покачал головой, но ничего не ответил Ленину. Похоже, что он понял правоту его слов и возразить ему было нечего.
– Господа, – произнес император, – большое вам спасибо за сегодняшнюю беседу. Я получил много интересной информации, над которой мне необходимо как следует подумать. Но, как говорят ваши люди, Виктор Сергеевич: «Инициатива наказуема». Нет, к вам, господин адмирал, эти слова не относятся. Вы, Владимир Ильич, подняли этот вопрос, вам им и заниматься. Вместе с Иосифом Виссарионовичем. Я попрошу вас подобрать человека, который смог бы взвалить на свои рамена эту тяжелую ношу. Меня не интересуют его политические взгляды – для меня важно, чтобы он любил Россию и был готов трудиться не покладая рук, для того чтобы в нашей стране не стало бы ни одного человека, не умеющего читать и писать. В конечном итоге мы должны добиться того, чтобы со временем в России все могли бесплатно получать полное начальное образование. А тот, кто хотел бы продолжить учиться и имел бы к тому способности, мог бы поступить в учебные заведения, где можно было, опять же бесплатно, получить среднее и высшее образование. Наша страна богата талантами. Надо дать возможность этим талантам проявить себя.
Император еще раз посмотрел на каминные часы и улыбнулся. Время, которое он потратил на эту беседу, не было потеряно напрасно. А в уме он поставил еще одну галочку срочных и архиважных дел, которыми ему следовало заняться. Только сколько их еще осталось в этом списке… И как найти время для всего этого?
2 сентября (20 августа) 1904 года.
Санкт-Петербург. Варшавский вокзал
И снова утро, снова Варшавский вокзал и поезд «Норд-экспресс», дважды в неделю прибывающий в Санкт-Петербург из Берлина, Парижа и Лондона. Только на этот раз в столицу Российской империи прибыл не германский граф, пионер воздухоплавания и прочая, прочая, прочая, а подвизавшийся в европах талантливый русский инженер и изобретатель Борис Григорьевич Луцкой, как это обычно было в последнее время, не понятый и не принятый у себя на родине.
Конечно, многие его проекты были слишком фантастичны, как, например, предложенный им Российскому военному ведомству в 1900 году четырехколесный «военный самокат» весом 400 килограммов, предназначенный для передвижения скорострельного орудия, 500 патронов и трех человек со скоростью 45–55 верст в час. Гладко было на бумаге, да забыли про овраги.
Но все равно такой «самокат» нужно было строить, чтобы испытать идею, отработать конструкцию, выйти на какие-то приемлемые параметры и к началу Первой мировой получить вполне приемлемое самоходное орудие или броневик – смотря по какому пути пошла бы эволюция этой многообещающей технической идеи, будь она реализована при наличии денег и производственных мощностей.
Вместо этого все проекты Луцкого в России были загублены, он остался в Германии, где своим трудом крепил обороноспособность Второго рейха, ибо, будучи техническим директором фирмы «Даймлер», он занимался в том числе и заказами в интересах германских военных. Мало того, с началом Мировой войны немецкое правительство, как подданного Российской империи, посадило его в тюрьму Шпандау, где он и просидел до окончания мировой бойни. Умер Борис Григорьевич в совершенной безвестности где-то в Германии, примерно между 1920 и 1926 годом.
Но в этом варианте истории о талантливом русском инженере не забыли. Автомобилизация всей страны была в числе приоритетных планов императора Михаила и его соратников из будущего. К тому же Фердинанд фон Цеппелин ничего не стоил без Бориса Луцкого, точнее, без его моторов. Ведь дирижабль без надежных, мощных и легких двигателей превращается в обычный воздушный шар, двигающийся по небу по воле ветра.
Кстати, если на флоте и железных дорогах вне конкуренции должны были быть новые двигатели Тринклера, то пятый океан предполагалась покорять исключительно бензиновыми моторами, ибо, сколько ни мучились при советской власти конструкторы, пытаясь разместить дизель на самолете, из этой затеи так ничего и не вышло.
Приглашение о сотрудничестве было послано от имени… Густава Тринклера, с которым Луцкой был шапочно знаком. Встречали его по уже отработанной схеме. Но только козырной картой в этом случае оказался не прославленный каперанг фон Эссен, как в случае с Цеппелином, а транспорт, на котором инженера доставили в гостиницу, чтобы он привел себя в порядок с дороги. Автомобиль «Тигр» произвел на Луцкого такое же глубокое впечатление, как, например, на Циолковского бы старт космического корабля «Союз». Вершина совершенства и предел комфорта.
Правда, на данном конкретном автомобиле стоял 150-сильный турбодизель, но Луцкому этого пока говорить не собирались. Карбюраторные двигатели, при всей своей повышенной пожароопасности и требовательности к антидетонационным свойствам топлива, все же обладали меньшим весом при той же мощности, большей надежностью, а для их создания потребуется меньше дефицитного на данный момент алюминия.
За время поездки от вокзала до гостиницы инженер Луцкой полностью созрел для серьезного разговора, и сразу после того, как он оставил чемоданы в номере, был готов приступить к беседе. Но ему сказали, что Густав Васильевич сейчас занят, а пока следует привести себя в порядок, пообедать в гостиничном ресторане. За ним заедут и отвезут в место, где состоится беседа. Луцкому намекнули, что помимо инженера Тринклера с ним желали бы побеседовать и иные заинтересованные лица.
Так все и вышло. Едва Борис Григорьевич вышел из зала ресторана, как к нему подошел тот же молодой человек, который встретил его на вокзале, и предложил пройти к машине. Из гостиницы Луцкого отвезли в Новую Голландию (ну не питерский он был человек, и по своей наивности даже не догадывался – куда приехал), где в одном из кабинетов особого технического бюро, работающего под крышей ГУГБ, его уже ждали заинтересованные лица. Нет, императора Михаила на этот раз не было. Все же прибыл не германский граф, а отечественный инженер. Но из-за этого состав собравшихся все же нельзя было считать менее представительным.