Жаркий сезон
Шрифт:
Очень многим есть что сказать по поводу смерти Мориса. В следующие дни и недели они говорят это Полине доверительными приглушенными голосами. Ее подруги, Терезины подруги. Для Терезы у них другой тон — быстрый, деловой. Ее зовут приезжать в гости, привозить Люка, выбраться с ними туда-то и туда-то. Все хотят ее расшевелить, отвлечь. Однако с Полиной они говорят вполголоса.
Да, соглашается Полина, могло.
А так, говорят подруги, когда все забудется, она сможет начать новую жизнь.
Да, отвечает Полина. Да, конечно.
А Люк еще совсем маленький. Он и не вспомнит отца.
Да, говорит Полина. Не вспомнит. Но это ужасно, добавляют они. Вот так, в расцвете сил. До сих пор не верится.
Хью говорит:
— Продай этот дом.
— Да, может быть, — отвечает Полина.
— И, бога ради, возвращайся в Лондон, коли расследование уже позади. Собери вещи и приезжай.
— Да, — говорит она. — Да, так, наверное, и сделаю.
И только после этого рассказывает ему о том, что было этим летом в «Далях».
Работник Чонди говорит:
— Сволочь.
Он стоит в прихожей, смотрит на лестницу.
«Скорая» только что отбыла, а он остался. Видимо, решил, что с Полиной должен кто-то побыть. Часом раньше она приехала за помощью на птицеферму — ближайшее место, где рассчитывала хоть кого-нибудь найти.
— Сволочь, — повторяет он.
В первое мгновение Полина думает, что речь о Морисе, но нет, конечно, работник говорит о лестнице.
— Моя тетка однажды с нее упала. Правда, ничего, цела осталась.
До Полины внезапно доходит, что тут жили его родственники.
— Старая сырая халупа. Тетка была счастлива от нее избавиться и переехать в поселок. Теперь, конечно, все иначе, — торопливо добавляет он.
Гарри говорит:
— Я просто звоню сказать… если я хоть чем-нибудь могу быть полезен… Я пригласил Терезу погостить у меня в Лос-Анджелесе. Чуть позже, наверное. Сменить обстановку.
— Неплохая мысль, — соглашается Полина. — Чуть позже.
— Какой ужас, — продолжает Гарри. — Словно обухом по голове. Я хочу сказать, невольно думаешь…
Полина понимает: смерть Мориса навела Гарри на мысли о том, что и он когда-нибудь умрет.
— Жалко, что мы не успели толком познакомиться. Виделись всего один раз. Как, на твой взгляд, Тереза? Я говорил с ней на прошлой неделе, и мне показалось… показалось, что у нее очень спокойный голос. Как ты думаешь, она выкарабкивается?
— Не знаю, — отвечает Полина. — Надеюсь.
Джеймс Солташ говорит мало. Он приехал в «Дали» забрать рукопись и заметки и теперь стоит с Полиной в кабинете Мориса.
— Мы сможем это напечатать. Он далеко продвинулся с окончательным вариантом, остальное я сумею закончить. Будут для Терезы хоть какие-то деньги.
Он берет бумаги, потом снова кладет их на стол. Темная челка падает на лоб. Джеймс по-прежнему похож на щенка, но теперь это другой щенок — напуганный, осторожный. На Полину он почти не смотрит.
— Передадите от меня привет Терезе?
— Да, конечно.
— Кстати, наверное, надо сказать… Мы с Кэрол расстались.
— А… — говорит Полина. — Ясно.
Джеймс Солташ настолько погружен в собственные страдания, что не замечает некоторой сухости, которую при желании можно воспринять как недостаток сочувствия. Он по-прежнему то берет бумаги, то кладет их обратно.
— И вообще, — говорит он, — я справлюсь. Можете не тратить на меня время. У вас наверняка есть другие дела.
Мориса Джеймс не упоминает. Морис остался в книге, теперь он — просто работа.
Тереза говорит меньше всех. Первое время она вообще молчит, а выйдя из шока, начинает болтать о чем угодно, только не о Морисе. Ее подруги обеспокоены.
— Как вы думаете, — спрашивают они Полину, — не подавляет ли она свое горе? Может быть, ей лучше выговориться?
Полине Тереза говорит:
— Я не знаю, что произошло, и не хочу знать.
Они смотрят друг на друга. Какое-то мгновение слова висят между ними. Назавтра, да и во все последующие дни жизнь идет так, будто ничего сказано не было.