Жаркое лето 1953 года в Германии
Шрифт:
Обращает на себя внимание следующий факт: и в Дрездене, и в Магдебурге в акциях «прямого действия» (то есть демонстрации, штурм правительственных зданий, поджоги) участвовал незначительный процент рабочих этих городов. Так, в Магдебурге из 73 тысяч рабочих бастовали только пять тысяч [277] .
Округ Потсдам находился в непосредственной близости от Берлина и это сыграло двоякую роль в развитии событий. С одной стороны, население находилось под сильным влиянием столичных демонстраций 16 июня и было склонно их поддержать. Наиболее активный отряд забастовщиков — сталелитейщики из Хеннингсдорфа — двинулись 17 июня на Берлин через французский сектор Западного Берлина. Но это ослабило накал страстей в самом Потсдаме: там произошли только краткосрочные забастовки.
277
Там
Опять «отличился», как и пять дней тому назад, город Бранденбург. Там были взяты штурмом помещения райкомов СЕПГ и ССНМ. Благодаря пассивности полиции демонстранты ворвались в тюрьму и потребовали освобождения политических заключенных. На некоторых полицейских произвела впечатление уловка нападавших: те кричали, что весь город давно уже взят и сопротивление бесполезно. Находившийся в здании судья Бенкендорф заявил, что в тюрьме много уголовников. Тогда комиссия восставших предложила совместно рассмотреть дела и освободить только «политических». Пока шли эти переговоры, другие группы восставших уже без разбора открывали камеры. Судью вывели на улицу, где его сразу же начали бить по голове. Периодически терявшего сознание человека, который почти ничего не видел, так как кровь заливала ему глаза, притащили на главную площадь. Толпа ревела: «Повесьте его!» Бенкендорфа, который от побоев уже почти утратил связь с реальным миром, заставили выступить с покаянным заявлением. Но тот, едва шевеля разбитыми губами, произнес только, что ошибки были допущены и их обязательно исправят. От линчевания судью спас местный доктор, который смог вырвать у толпы ее жертву.
Меньше повезло начальнику охраны государственного магазина в городке Ратенов Хагедорну. Его считали тайным осведомителем госбезопасности. Поэтому несколько молодых людей избили его до полусмерти и бросили в реку. Когда Хагедорн попытался выбраться на берег, его стали бить шестами по голове. Избили также и его жену. Хагендорна удалось доставить в больницу, но он скончался от полученных ран. Один из убийц сумел сбежать в Западный Берлин, двух других приговорили к смертной казни, но потом помиловали, учитывая их возраст.
Всего в забастовках в округе участвовали 50 тысяч человек, а в демонстрациях — 45 тысяч. В наведении порядка советским войскам и полиции активно помогали боле 500 добровольцев и около 800 членов СЕПГ. Добровольцы, в частности, взяли на себя охрану многих объектов, что позволило полиции маневрировать силами и средствами. Всего по итогам июньских событий в округе были арестованы 598 человек, 355 из которых почти сразу снова отпустили на свободу.
Тем, кто тогда и сейчас любил и любит рассуждать о жестокости тоталитарных режимов советского типа в Восточной Европе, следует знать, что 17 июня 1953 года тюрьмы (всего 17 июня были освобождены около 1400 заключенных), полицейские участки и отделения МГБ были взяты и разграблены только потому, что власти (как советские, так и восточногерманские) опасались больших жертв среди гражданского населения, сбитого с толку подстрекательскими призывами РИАС. Так, например, в Герлице в случае санкционирования применения оружия, как показало последующее расследование, можно было без труда удержать районное отделение МГБ. Однако среди собравшихся вокруг здания 1200 человек было много женщин и детей [278] . Советские коменданты в некоторых населенных пунктах запрещали применять против демонстрантов пожарное оборудование.
278
Mitter A., Wolle S. Untergang auf Raten… S. 103.
Только в 13.00 17 июня по всем территориальным подразделениям МГБ был отдан приказ действовать совместно с казарменной полицией и советскими войсками. К этому времени было захвачено районное отделение МГБ и в Йене. Даже когда руководитель окружного управления МГБ в Гере звонил в Берлин и сообщал о готовящемся штурме, приказа на применение оружия он не получил. В Йене одного из сотрудников МГБ притащили на центральную площадь города, где запуганный офицер был вынужден отвечать на вопросы демонстрантов. Помимо вопросов о величине его зарплаты сотрудник МГБ назвал имена тайных осведомителей госбезопасности на предприятии точной оптики «Карл Цейс» и их отдела. Помимо этого демонстранты похитили из районного отделения МГБ 47 личных дел тайных сотрудников [279] .
279
Ibid. S. 104.
17 июня акции протеста в городах не были поддержаны интеллигенцией. На некоторых берлинских заводах инженеры наотрез отказались выходить на демонстрации. То же самое произошло и в университетах страны. Ни в Берлине, ни в Галле забастовщикам не удалось привлечь в свои ряды преподавателей. Да и сами рабочие в ГДР вовсе не встали в едином порыве на сторону восставших. В целом по стране волнения произошли только в 270 (по другим данным, в 400) общинах (то есть населенных пунктах) ГДР из 10 тысяч. Лишь 10 % рабочих приняли участие в акциях протеста. Только в Берлине, где наиболее активно действовали агитаторы из западной части города, удалось вовлечь в демонстрации до 40 % рабочих.
Характерно, что руководство евангелической церкви поспешило откреститься от беспорядков. Во-первых, Дибелиус был удовлетворен уступками, сделанными правительством ГДР после встречи с Гротеволем 10 июня. Во-вторых, как правильно считали аналитики МГБ, церковь не доверяла пропаганде РИАС и не хотела компрометировать себя участием в акции, исход которой был более чем сомнительным. Правда, в отдельных местах священники участвовали в демонстрациях, но эти случаи были скорее исключением.
16–17 июня в ГДР функционировал транспорт (за исключением Берлина и Галле), нормально работали торговые предприятия, в том числе частные (там, где их не громили манифестанты).
Сюрпризом для организаторов восстания стала пассивность деревни. Большинство крестьян были удовлетворены «новым курсом» и не видели причин участвовать в насильственных действиях, за которые в любом государстве можно было угодить в тюрьму. Однако в ряде районов кулакам все же удалось раскачать селян.
Наиболее крупной акцией протеста сельского населения был описанный выше случай в Йессене [280] .
В тюрингский город Мюльхаузен 17 июня также вошли группы крестьян, которые говорили, что выражают солидарность с восстанием в Берлине. Но там дело закончилось дискуссиями с партийными активистами.
280
Ibid. S. 102.
В других сельских районах наблюдались угрозы членам СХПК и сельским коммунистам. Их пытались заставить распустить кооперативы. Кулаки пропагандировали бойкот госпоставок, предлагая начать с молока.
И все же село оставалось в целом спокойным. Распалось всего несколько кооперативов, причем в основном недавно образованных, которые еще не успели развернуть свою деятельность.
Как описывалось выше, практически не были затронуты протестами северная часть ГДР и большинство районов Тюрингии. Кроме Берлина, по-настоящему сильные беспорядки имели место, как уже отмечалось, в Галле, Мерзебурге, Магдебурге, Герлице, Йене, Гере, Лейпциге и Дрездене. Советские войска применяли оружие 17 июня в Берлине, Магдебурге, Галле и Лейпциге. Всего в результате беспорядков 17 июня были убиты 10 человек в Берлине (200 ранено), шесть — в Галле (три ранено), четыре — в Лейпциге (100 ранено) и три — в Магдебурге [281] .
281
АВП РФ. Ф. 06, оп. 12 а, п. 301, д. 51, л. 51.
Позднее Верховный комиссар США в Германии Дж. Конэнт признавал, что русские действовали 17 июня очень умеренно. Собственно, нужды в более крутых мерах и не было. Демонстранты действовали нагло до тех пор, пока под влиянием РИАС (распускались слухи, что в отличие от Берлина, где советские войска применили силу якобы только из-за близости американцев, на остальной территории ГДР они этого делать не станут) были уверены, что сопротивления им не окажут. Поэтому, как только советские войска и полиция по-настоящему вступали в дело, демонстрации за редкими исключениями мгновенно прекращались. Выяснилась и еще одна интересная особенность. Многие настоящие рабочие, увидев, что их протест используется бывшими нацистами, предпринимателями и чиновниками для насильственных действий, стали покидать демонстрации, не желая иметь с погромами ничего общего. Немецкое рабочее движение всегда гордилось именно своей дисциплинированностью, а тут впервые в своей истории видело, что под его знаменами жгли магазины и жестоко избивали членов СЕПГ, многие из которых сами вышли из рабочих. Некоторые заключенные, которых освобождали демонстранты, без надлежащим образом оформленных документов отказывались покидать тюрьму и даже брали под защиту своих охранников. Некоторые говорили, что сидят за дело и не считают себя «политическими».