Жаркое лето Хазара (сборник)
Шрифт:
…В тот раз плачущий Ходжа пришел домой весь грязный, с красными от дерганья ушами.
Конечно, знай Хасар тогда, перед кем ему придется защищать брата, возможно, он бы не стал впутываться в эту историю. Увидев зареванного брата, ничего не стал у него спрашивать. Как можно устоять, видя, что сотворили с твоим младшим братом?
Когда они вдвоем пришли на берег моря, Ходжа показал на одноклассниц, которые купались в море: "Вон они!"
При виде Хасара девушки засмущались и начали отворачиваться. Хасару эти девушки были хорошо знакомы, поэтому он улыбнулся им и крикнул с берега:
— Эй,
— За его поведение и этого мало…
— А что он такого сделал?
— Спроси это у своего братца, пусть он тебе объяснит!
Хасар повернулся к брату: "Ну, и что же случилось? Что ты опять выкинул?" Вместо ответа тот только скривил рот и почесал в затылке.
В подтверждение своей невиновности произнес обиженным голосом:
— Мы с Дотда хотели спрятать одежду девчонок!
— Зачем?
— Ну, чтобы повеселиться! Знаешь, как весело было, когда мы в прошлый раз спрятали одежду двух девчонок, купавшихся в море! А как они бежали за нами, поддерживая свои трясущиеся груди! Но попробуй, догони нас! В конце концов, они вынуждены были предложить нам: "Отдайте одежду, а мы вам купим по мороженому!" — Эти слова Ходжа произнес с довольной улыбкой на лице, словно он совершил какой-то невероятный поступок.
Выяснив, за какие проделки его брат заработал тумаки, Хасар махнул рукой и пошел обратно.
— Я ведь сразу понял, что ты сам во всем виноват! — выговаривал он брату на обратном пути.
Пока Ходжа переодевался, сняв с себя грязную одежду, Хасар рассказал о проступке брата матери.
— Мама, до чего же нахален твой сын Ходжа! Сам лезет к людям, а когда получает по заслугам, начинает жаловаться.
— Ах, сынок, произнося имя Ходжа, можно и не добавлять к нему слово нахал, — согласилась с Хасаром и мать, хорошо знавшая своего младшего сына…
Дом, в котором воцарился траур, был холоден. Теперь ему и после работы не хотелось идти в дом, некогда такой родной и притягательный, в который он стремился попасть даже издалека. Каждый раз шел туда с большой неохотой. Хотя в этом доме никто не тяготится им, напротив, все старались разделить с ним его горе и боль, вынести которую одному человеку не по силам. С похорон Арслана мать Хасара и жена Ходжа не снимали черных платков. Постоянные слезы на глазах Ходжа, который никак не мог смириться с потерей любимого племянника, только еще больше растравляли незаживающую рану Хасара, не давали ему забыться.
Хасар знал, что и мать его, занимаясь домашними делами, подавляла терзающую ее душу боль, старалась как-то отвлечься. И все же иногда, когда дома никого не было, позволяла себе поплакать: "Господи, за что ты так обошелся со мной, почему ты отнял у меня прекрасного внука?!
Господи, почему ты меня не забрал вместо него? Как нам теперь всем жить? Ох, этот бой с жизнью я проиграла, хотя до этого все время выигрывала, моя сладкая жизнь ядом отравлена!.." Однажды он и сам наткнулся на плачущую и причитающую мать.
Хасар понимал, что от судьбы и от себя никуда не денешься, и все же отсюда предпочитал уйти. Ему казалось, если он переедет в другое место, родные не будут ему постоянно напоминать об Арслане, и он со временем успокоится, да и им без него будет легче перенести боль утраты.
Вот и в этот раз, когда он завел разговор о переезде, мать поначалу обиделась на него, но потом семья с пониманием отнеслась к его желанию. И все равно им не хотелось отделять его от себя, поэтому посоветовали пожить на даче, что на берегу моря. Там был участок, когда-то выделенный отцу Хасара как железнодорожнику. На этом участке стояла двухкомнатная времянка, вполне пригодная для отдыха на море.
Но когда другие начали строить на своих участках капитальные дома вместо времянок, Хасар и Ходжа, два брата, в одно лето за два месяца, оставив и прежние комнаты, и летнюю кухню в память об отце, пристроили к этому домику еще один красивый дом в две комнаты. С тех пор дача все время расстраивалась, и рядом с ней стараниями Ходжа со временем появились и банька, и рыбокоптильня, и лодочный причал. Так что теперь это был дом почти со всеми удобствами.
В последние годы, приезжая сюда с детьми и внуками, Хасар с удовольствием останавливался в этом доме. В выходные сюда же приезжал и Ходжа с семьей, собиралась вся семья Мамметхановых, и это больше всего радовало их старую мать, желавшую постоянно видеть своих детей.
Привести в порядок безлюдный дачный домик оказалось делом нехитрым. Как-то в один из выходных сюда приехали Хасар с братом, его женой и детьми и все вместе устроили генеральную уборку.
Хасар с братом подбили разболтавшиеся двери и окна, вставили новые стекла взамен разбитых. А в это время жена Ходжа, привыкшая все делать основательно, засучив рукава, вместе со своей четырнадцатилетней дочуркой привела в порядок комнаты, чисто вымела и вытрясла паласы и кошмы, вымыла полы и застелила их чистыми подстилками.
Через пару дней после этого, в день, названный матерью благоприятным, Хасар переехал на жительство в приморский дачный поселок{4}.
Хасар сидел в комнате для врачей вместе с недавно вернувшейся с вызова доктором Фатимой Алиевной, они собирались выпить кофе и ждали, когда закипит электрический чайник. Фатима Алиевна — ухоженная миловидная женщина среднего роста, ей уже перевалило за шестьдесят, немного полновата. Чтобы не выдать возраста, она окрашивала свои густые волосы в черный цвет и не чужда была макияжа.
Время было за полночь, время сладких снов.
На другом конце большого зала, похожие на только что поссорившихся из-за какого-то спора, отвернувшись друг от друга, дремали двое молодых врачей. "Сейчас чашечка горячего кофе была бы в самый раз, разогнала бы сон!", — мечтательно подумал Хасар.
Вообще-то Хасар не был большим любителем кофе, он пил его разве что утром, да и то не всегда.
Но с тех пор, как стал работать по ночам, пристрастился к этому напитку, потому что он помогал справиться с ночной сонливостью. Его единомышленником в этом вопросе была Фатима Алиевна, они оба в это время любили побаловать себя чашечкой-другой кофе.