Жаркое лето Хазара (сборник)
Шрифт:
Вдруг я услышал шорох, а потом кто-то стал ключом открывать дверь моей комнаты. Я лежу молча, а сам думаю: кто бы это мог быть, может, мой товарищ что-то забыл дома и вернулся? И тут я вижу Дору, входящую в комнату с моей рубашкой в руках. Она, видно, думала, что я еще на работе, и немало удивилась, когда увидела меня лежащим в постели.
— Так ты, оказывается, дома?
— Недавно вернулся!
— Но ты вроде бы куда-то шел?
— У меня пропала рубаха, и я интересовался у вахтера, не было ли здесь посторонних людей.
— Вот
Дора виновато улыбнулась. Она-то хотела постирать мою рубашку втайне от меня, а не вышло.
— Не стоило беспокоиться, соседка!
Моя рубаха была не только постирана, но и поглажена, она выглядела, как новенькая. А она вдруг задумалась и грустно так произнесла: "Эх, мое больное место задел ты!"
Я тогда спрашиваю ее:
— А что это за такая болезнь у тебя? — а в душе ругаю себя за свое любопытство. Мог бы подождать немного, она бы сама все рассказала.
— Природа, как мужчин, так и женщин наделяет обязанностями. Женщине хочется время от времени стирать мужскую одежду, пеленки, готовить еду для кого-то, словом, свое женское предназначенье реализовать…
После этого она села на краю моей кровати и склонилась надо мной. Не смогла совладать со своим желанием. А на меня словно букет цветов положили, таким приятным женским запахом пахнуло на меня, и было в этом что-то притягательное, волшебное, и было это так чудесно… В семнадцать лет я впервые узнал силу женских чар…
Увидев выходящую из соседней комнаты с младенцем на руках жену, старик замолчал, стал гладить свои усы, дожидаясь, пока она уйдет. Не хотел, чтобы она слушала его исповедь. Но она заметила брошенный на нее хитрый взгляд мужа, а может, качая в соседней комнате правнука, слышала часть его рассказа, и одарила старика ироничным взглядом.
— Что, опять вспоминаешь свою еврейку Дору?
— А почему бы мне и не вспомнить о ней, когда есть такие замечательные слушатели?
После такого ответа всем стало ясно, что у старика от своей жены нет никаких секретов.
Жена прошла мимо гостей на кухню, но вскоре вернулась и обратилась к мужу:
— Ну, тогда давай, закругляйся со своим рассказом, договори, что ты там делал со своей еврейкой, а потом зови гостей к столу. Сейчас будет подано новое угощение! Пришлось старику быстренько дойти до конца своего долгого повествования.
В начале 1944 года Дора проводила старика на фронт, попрощалась с ним у пристани, где он сел на паром.
Некоторое время она даже писала ему письма. В 1945 году старик был ранен осколком разорвавшегося рядом с ним снаряда, лежал долго в госпитале, а когда ему стало лучше, его отпустили домой. Он спешил встретиться с Дорой.
Сослуживцы рассказали ему, что год назад Дора вышла замуж и недавно вместе с мужем была переведена на работу то ли в "Башкирнефть", то ли в "Татнефть".
В комнату, неся поднос с дымящимся пловом, вошла дочь Тоты, она поставила блюдо в центре стола, где для него было освобождено место. Все оживились в предвкушении вкусной еды. Этот плов с рыбой и сюзьмой (густое кислое молоко, что-то вроде сметаны) приготовила сама молодая хозяйка, она была горда этим и с любовью посмотрела на мужа, который все еще чувствовал себя неловко в доме тещи, он прочитал в ее глазах: "Думаю, тебе понравится то, что я приготовила, счастье мое!"
Комната наполнилась восхитительным запахом горячего плова. Все стали накладывать его себе на тарелки. Старик ел неторопливо, со смаком, получая удовольствие. "Ох, и вкусно ты готовишь, дочка, в этих краях мало кто может так вкусно приготовить этот фирменный плов!" Говоря так, он подначивал жену и дочь, а те, зная шутки старика, понимающе улыбались. Матери Тоты хотелось сказать: "А кто ее научил так готовить?", но она понимала, что кое-кто может воспринять ее слова как соперничество с внучкой.
Старик в том же тоне продолжил расхваливать внучку.
— Но и тебя этот юноша из Иолотани вырвал из наших рядов, теперь, когда из Ашхабада приедет мой фронтовой друг, кто нам приготовит такой замечательный плов?
Молодая женщина от этих слов деда смущенно улыбнулась, она смотрела то на мать, то на бабушку, то на деда, и была рада угодить им. Когда дед сказал о фронтовом друге, она не преминула сказать:
— Дед, если приедет твой фронтовой друг, ты бери его и сразу же к нам в Иолотань вези, там водятся сомы, знаешь, какие вкусные блюда можно из них готовить! — счастливо улыбалась она, открывая в улыбке ряд ровных белых зубов.
— Я ведь правду говорю? — призвала она мужа в свидетели.
Старику не хотелось оставлять без ответа восторженную речь внучки и ее искреннее приглашение:
— Даст Бог, и к вам приедем, дочка! До сего дня я дальше Мары не ездил. Есть у меня мечта повидаться с марыйскими внуками и правнуками, проведать и сватов в Иолотани! — он был благодарен внучке за приглашение.
Хасар, бывая в гостях, обратил внимание на то, как каждый раз воодушевляются люди, когда на стол подают плов. Вслед за мыслью о плове к нему снова вернулись мысли о его семье. Он вспомнил, как Дунья, приезжая к свекрови, училась у нее готовить вот такой рыбный плов с сюзьмой, а потом готовила его дома, в Ашхабаде.
Она все делала так, как учила ее свекровь: отваривала рис и процеживала его, рыбу готовила в отдельной посуде со всеми приправами, держала ее на пару, но все равно ее плов не получался таким вкусным, как у его матери. Но он старался не обидеть жену, всегда хвалил ее умение: "Скоро ты переплюнешь приморских женщин в приготовлении их фирменных блюд, в частности, плова с сюзьмой!" Дунья была счастлива, принимала его похвалу за чистую монету, и всегда отвечала: "Раз я твоя жена, то теперь тоже становлюсь приморской женщиной!"