Жаркое лето месье Пергоко
Шрифт:
– Я тороплюсь, месье Стилён, я устала, до свидания. Я подумаю.
Элери вышла из кабинета главного редактора. На сегодня ее рабочий день закончился, но на этом не закончились испытания и приключения.
Глава IX. Мафия громит притон
Сегодня у Элери осталось одно небольшое дельце. Нужно было договориться с хозяйкой комнаты
Район рабочей окраины Гавра был сер и неспокоен. Девушка с трудом добралась до старого двухэтажного дома. Она вошла в подъезд и поднялась по скрипучим ступеням, здесь было грязно и неуютно. Она позвонила в квартиру без номера на первом этаже. Дверь со страшным скрипом отворилась.
– А! Это ты? Ну, заходи!
Открыла ей тетушка Перцовка с сигаретой в зубах. Ее все тут так называли. Вечно под «мухой» она сдавала две комнаты в своей неблагоустроенной хате.
Элери прошла через всю квартиру к себе, в самую маленькую комнату, и стала собирать вещи в два чемодана. В соседней комнате послышался грубый смех и хохот. Элери прислушалась: кроме голосов двух девушек-соседок, были четко слышны голоса парней. Скорее всего, вся компания выпивала. Девушка поняла, что нужно уходить немедленно. «О ночевке не может быть и речи. В крайнем случае, переночую в редакции, скажу, что много работы. Там так хорошо, тихо играет радио, в коридоре ходит полицейский, просто мечта. Полицейский… как мне сейчас не хватает этого… – подумала Элери, застегивая второй чемодан. – Ну вот, все вещи собрала, ухожу, и не нужны мне никакие франки. В следующий раз буду умнее при выборе комнаты».
В этот момент дверь распахнулась, на пороге стояла Перцовка.
– Ой, милочка, ты куда-еть собравшись на ночь глядя? А? Я это-ть с кем разговариваю? – крякнуло подобие женщины, выплюнуло чинарик и загасило его прямо на полу. – Ишь ты! Шустрая какая! Ты не помыла за собой, намусорила. Тебя что, кто-то гонит? Завтра пойдешь, не порть людям праздник!
Тетка развернулась и пошла на кухню, шаркая раздолбанными сандалиями, по-видимому, времен Наполеона-Бонапарта.
Последняя фраза удивила и разозлила девушку. «Какой еще праздник, каким людям? Я здесь никого не знаю и знать не хочу! Я просто хочу немедленно уйти», – подумала она.
Тетка вернулась, держа в зубах папиросу, видимо, сигареты закончились. В руках у нее болталась небольшая связка ржавых ключей. Она проворчала, жуя окурок:
– Что ты, что ты орешь тут, как у себя дома. Узнаешь, каким людям, а пока посиди под замком.
– Не вздумайте меня запереть. Я вызову полицию. И отдайте мне мои деньги, быстро! Я ухожу! Ух, распустились! Я найду на вас управу! – прикрикнула на нее Элери.
– Ох-хо-хо! Кошечка сердится, ничего, посидишь пока. Не убудет. Напугала полицией! Деточка, да меня тошнит от этого слова. Ты бы меня еще мафией напугала! Дура молодая…
– Мафией? Отлично, я вам и мафию пришлю и Русскую Народную Волю в придачу!
– Тьфу, ты! Что-то там напридумывала, кхе-хе.
– Ничего я не придумала. Русских бомбистов на тебя напущу, старуха! Открой двери, хуже бу…
Дальше тетка уже не слушала ее, в квартиру кто-то стучал ногами. Перцовка с силой захлопнула дверь, отрезавшую путь Элери к свободе и повернула ключ в замке. Элери села на пол и заплакала.
Что же делать, она разрыдалась, ее всю трясло от тоски и беззащитности. Она вспомнила родителей, Алекса, кота и еще сильнее заплакала. Тушь потекла по ресницам и щекам, превращая нежные черты в грустные, несуразные разводы. Возможно, это и помогло ей в дальнейших событиях. Они развивались стремительно и беспощадно, как песчаная буря в безмятежной степи минуту назад.
– Иду, иду я, – прохрипела Перцовка и зашаркала тапками к входной двери.
– Быстрей шевелись, мать, – ответили двое. – Что еле ползешь, помирать собралась? Наливай, да пожрать нам дай. День был сложный, еле ноги унесли от легавых!
– Неужто удалось вам…
– А ты как думала. Мы с Волчарой старые гангстеры. Водка есть?
– Сейчас принесу. Как раз картоха подошла на плите.
– Давай, неси луку, чесноку и перцу тоже побольше. Мясо!
Сын Перцовки, по кличке Штопор, и его друган Волчара пришли уставшие и голодные. Элери, вытирая потоки слез, прислушалась. Бандиты разговаривали громко. Только что они ограбили ювелирную лавку в центральном районе города и пришли с богатой добычей.
Волчара громко и приказно выговорил Перцовке, чтобы из дома ни шагу и никому ни слова. Он должен отлежаться и отсидеться здесь, как минимум неделю, а потом он уйдет. Исчезнет навсегда где-нибудь в Северной Африке или Южной Америке. С таким богатством везде примут и обогреют.
Поле ужина и изрядной выпивки Волчара спросил:
– Ты говорила, старая кошелка, что у тебя есть хорошенькая квартирантка? Врешь, дура?
– Есть! У меня много чего есть. Но это стоит больших франков, особенно для разбогатевшего джентльмена удачи, вроде тебя! Хе-хе-хе! – сухо засмеялась Перцовка, обнажая свой беззубый рот.
– Показывай, потом я сам цену назначу! Ну, если ты врешь, держись у меня, разнесу твою хату, старая метелка! Ты меня знаешь! Эй, для начала перевяжи меня! Кажись легавые прострелили мне брюхо. Вот здесь болит…
– Где? А, ничего, в кожу пуля попала, сейчас вытащу.
Перцовка нашла в шкафу белую тряпку и старые ножницы.
– Обалдела? Ты хочешь, чтобы я издох от болевого шока? Как пес подзаборный? – закричал Волчара. – Пуля под кожей в пузе! Не трогай, завтра в городе найду врача и выдеру ее…
– Надо больно. Кричишь на старую женщину! Супостат, навязался на меня, – старуха смахнула слезу и повела бандита к комнате, где сидела Элери. Штопор, жалея мать и тайно ненавидя Волчару, зло сжимал заточку в кармане правой брючины. Он жутко боялся своего вожака, зная, что бандит не пощадит ни его мать, ни его самого в случае малейшего неподчинения.
В доме воцарился страх и гнетущая тишина.
Элери сжалась в комочек, словно маленький бездомный котенок. Враждебные шаги приближались к ней, так неминуемо и несправедливо.
Во дворике под ласковой тенью платанов и кленов, в квартире Алекса и кота, царило уныние. Кот просидел и пролежал весь день дома, на диване. Алекс пришел домой в половине пятого дня, веселый и разговорчивый.
– Котя! Ты дома? Принимай покупки, еле донес.
– Дома, дома! Где мне еще быть, все бока отлежал, как старый пердун, так можно, состарится и умереть! – проворчал полосатый.