Жасмин
Шрифт:
Я достала скрипку из футляра и принялась укачивать её на коленях, сидя по-турецки на полу, наслаждаясь знакомым ощущением. Потом я открыла отсек в футляре и вынула золотой камешек канифоли. Провела пальцами по его гладкой поверхности, вдыхая знакомый запах, — мой любимый запах на свете, любимее запахов лошади и седельного мыла.
Я потянулась к смычку, все еще лежащему в футляре, чтобы раз-другой провести по нему канифолью. Но моя рука замерла на полпути... в моем футляре лежало что-то еще.
Что-то, чего раньше там не было.
Между
— Где ты это взяла? — раздался резкий голос из дверного проема.
Я подскочила от неожиданности и чуть не выронила розу. Видимо, я увлеклась настолько, что не заметила, как открылась дверь, и вошел Бен, с подозрением уставившийся на цветок.
— В футляре скрипки.
— В футляре? — повторил он, сощурившись еще сильнее.
— Ну да, за смычком.
— Дай посмотреть, — потребовал он, шагнув в комнату.
Но прежде чем он успел до неё добраться, роза рассыпалась у меня в руках, как и в прошлый раз... Ну, не совсем, как в прошлый раз. На «Королеве Мэри» сначала все лепестки опали, затем уже их унес ветер, и только после стебель рассыпался в пыль. На этот раз лепестки осыпались мне на колени, а стебель рассыпался в прах, как и в прошлый раз, но, когда я опустила взгляд, то вместо лепестков увидела перья.
— Эти розы, похоже, ищут тебя и находят, — сказал Бен почти обвинительным тоном.
— Ммм... — Я посмотрела вниз на перья, гадая, что бы это значило.
— Ты мне поэтому звонила?
— Нет, — сказала я, сбрасывая перья, чтобы убрать скрипку в футляр. — Я хотела поговорить с тобой о Лукасе. Я снова с ним встретилась. В замке. Это его я видела в Англии на конюшне у бабушки с дедушкой. И тот черный конь — его.
— Он здесь, в Германии? Что он хотел?
Я рассказала Бену все, что сказал Лукас о Людвиге, волшебных лебедях и зачаровывающей лебединой песне.
Он слушал, не перебивая.
— Ну? Ты уже слышал о чем-нибудь таком? — спросила я.
Он пожал плечами.
— Я уже слышал о мифах, что заколдованные лебеди могут зачаровывать людей своей песней, но никогда не слышал, чтобы их голоса кто-то крал. Если это правда, то она совпадает с тем, что рассказал мне Лиам. Он сказал, что тот предмет, который он нашел, является доказательством того, что лебеди заколдованные.
— Лукас сказал, что если я не найду лебединую песню, то потеряю еще кого-то.
— Вот как? — ровным голосом спросил Бен, приподнимая бровь.
— Думаешь, он подразумевал, что кто-то умрет?
— Понятия не имею, — ответил Бен. — Но независимо от того, правду он говорил или нет, в одном я с ним согласен — нам нужно найти эту лебединую песню, или как там это называется, и побыстрее. Потому что нет гарантий, что Джексон первый до неё не доберется и не продаст.
Я рассказала Бену, что Лукас также настоятельно советовал вернуться в Нойшванштайн после наступления темноты. Я радовалась, что Бен будет со мной, и мне не придется переживать из-за того, что вернувшись в замок в одиночестве, я могу попасть в ловушку. Разумеется, я не знала наверняка ни о каких ловушках, и Бен не гарант того, что мне не о чем беспокоиться. И все же сама мысль о возвращении теперь была менее пугающей, раз он будет рядом. Я вспомнила, что он сам предлагал поездку в Нойшванштайн после наступления темноты:
— А почему ты хотел туда съездить ночью?
Он пожал плечами.
— Ну, очевидно же, что нужно туда съездить, — сказал он тихо и добавил, — ночью Нойшванштайн не такой, как днем, если рассказы очевидцев не врут. Кроме того, сейчас мы можем только проследить путь Лиама.
После недолгих раздумий, я решила рассказать ему об остальном, что поведал мне Лукас, о потере чего-то, мне неизвестного. Я уже была на грани того, чтобы довериться ему и рассказать о том тревожном чувстве, которое меня не отпускало, когда Бен холодно произнес:
— А ты не хочешь спросить, чем я занимался все утро?
— Знаю я, чем ты занимался, — огрызнулась я, — попросту тратил время.
— То есть тебе даже не интересно, нашел ли я ту самую любовницу или нет?
— Нет, потому что знаю, что не нашел ты никого.
— Как, должно быть здорово, когда кто-то целиком и полностью тебе доверяет, — проворчал он.
По тону его голоса можно было с уверенностью сказать, что он считает меня идиоткой. Поэтому я плюнула на его замечание, сделав вид, что оно меня не задело, и холодно сказала:
— Я собираюсь на обед.
И тут только до меня дошло, когда я прошла мимо Бена и вышла за дверь, что любовницы он никакой не нашел, но мог узнать какую-то информацию. Он мог найти какого-нибудь администратора или официантку, которые узнали Лиама, и могли что-то рассказать о том, чем он занимался, когда останавливался здесь. Нельзя было так реагировать, не подумав. Может, он нашел нечто ценное. Теперь, когда я сообщила ему, что это мне было не интересно, спросить опять — означало, выглядеть полной идиоткой в его глазах...
А потом я одернула себя. Это же касалось Лиама — какая разница, буду я выглядеть идиоткой или нет. Разве я могу сейчас себе позволить зацикливаться на мелочности и тщеславии? Нельзя позволять им влиять на меня. Я остановилась в коридоре и развернулась. Бен последовал за мной и как раз закрывал за собой дверь.
— Ну так и что ты узнал сегодня утром? — спросила я.
Похоже, этот вопрос доставил ему злорадное наслаждение, и он соизволил сказать:
— А мне-то казалось, что вы с Лиамом с самого начала безоговорочно доверяли друг другу?!