Жасминовые ночи

Грегсон Джулия

Ее гнев утих, и ей тут же стало стыдно; в его словах была доля правды. Она осваивала стандарты джаза по пластинкам; она дышала так, как те знаменитые певицы, просила аккомпаниаторов играть как можно ближе к их аранжировке. Зачем она так делала – из лени или неуверенности в себе? До сих пор она никогда не задавала себе этот вопрос, и уж тем более никто не спрашивал ее об этом.

Но, что обиднее всего, ей хоть и не нравился Бэгли, но она очень высоко его ценила – как и все. За ним даже закрепилось прозвище БГ – «Бой-гений». На репетициях она видела, с какой молниеносной

быстротой он интерпретировал мелодию в разных тональностях или улавливал гармонию и пел с тобой. Как он умел мгновенно сочинить слова. Когда он говорил, что подыскал для нее подходящие песни, она ликовала, понимая, что может многому у него научиться. Теперь она видела, что ужасно разочаровала его.

Она не сразу осознала, что он возил ее по кругу. На улицах прибавилось солдат и летчиков. Ей даже показалось, что небо сделалось темнее.

– Пожалуйста, не отправляйте меня домой, – попросила она. – Я хочу петь, я этого не перенесу. – Возвращение домой стало бы для нее величайшим поражением в ее жизни.

– Я и не смогу, даже если бы хотел, – мрачно ответил он. – Тебя некем заменить. Но если ты еще раз позволишь себе такой фокус, то не успеешь оглянуться, как окажешься в самолете. Ясно тебе?

Внезапно он сунул руку в вырез ее платья и стиснул ее грудь.

– Понятно?

– Что вы делаете? – Она отшатнулась от него с пунцовым лицом.

– Ничего, – холодно ответил он. – А ты как думаешь?

– Нет, вы делаете! – возмущенно воскликнула она. – Только попробуйте еще раз, и вы получите от меня.

Он наклонил голову и искоса взглянул на нее, словно она говорила на каком-то непонятном языке.

– Господи! – пробормотал он. – Не слишком ли мы много о себе воображаем?

– Не слишком, – огрызнулась она, – но я не люблю такие поступки.

– Ну, есть еще одна вещь, которую, возможно, тебе было бы интересно узнать, – бесстрастно продолжал он как ни в чем не бывало. – Возможно, более важная, – добавил он с саркастической улыбкой. – Мы поедем в очень опасные места. На прошлой неделе одна наша группа, выступавшая в полевом госпитале под Александрией, попала под сильную бомбежку. Ну и, соответственно, кровь, раненые, убитые. В новостях этого еще не было, но скоро ты услышишь. Так что праздник точно закончился. Понятно?

– Понятно. Почему вы не сказали нам об этом?

– Не хотел вас пугать. Но ты, если хочешь, можешь вернуться домой.

– Я не могу, – заявила она. – И не хочу.

– Молодец, – сказал он. Пристально взглянул на нее, потом взял ее руку, поднес к губам и поцеловал. – Извини. Ну что, дружба?

Еле слышно, одними губами она сказала «да», а сама чувствовала себя жалкой лгуньей и ненавидела его за покровительственную усмешку. Еще она решила, что впредь будет с ним осторожнее.

Потом они приехали на улицу Шария Каср-эль-Нил, в штаб-квартиру ЭНСА. Бэгли велел ей сидеть в машине, а сам поспешил в офис, чтобы поговорить с Фернесом о переносной сцене.

Через пару минут по ступенькам сбежал сержант с ключами от машины.

– Мистер Бэгли сказал, что они получили сообщение от радиожурналистов. Я отвезу вас на улицу Порт-Саид.

Это был адрес Клива.

– Точно? – Теперь она боялась что-то сделать без разрешения Бэгли.

– Мисс, вот тут все написано. – Сержант показал ей официальное письмо. – После этого вы отправитесь к себе и соберетесь в дорогу. Завтра в шестнадцать ноль-ноль вы уезжаете из Каира.

– Саба, успокойся, – сказал Клив, когда она рассказала ему обо всем. Они сидели в двух кварталах от его квартиры в маленьком безымянном кафе. Кроме них, там не было никого. – Я знаю твое расписание, и у нас есть время для кофе, мороженого и дружеской беседы. Выше нос, старина, – он протянул ей вазочку с мороженым. – Ничего плохого не случится.

– Почти что случилось, – вздохнула она. – Мистер Бэгли слышал, как я вчера пела в «Мена-Хаусе». Он в бешенстве. Вроде ты собирался сказать ему об этом? Слушай, я не заказывала мороженое, ешь сам, я не буду.

Он зачерпнул ложечкой соблазнительно мерцавшее лакомство.

– Ах, – сказал он, – ты только попробуй, как вкусно. Тут и изюм, и ликер – гораздо вкуснее, чем клубничное. Неужели не хочешь?

Она промолчала.

– Саба, послушай. С Бэгли еще будет разговор, а ты вчера ночью была великолепна – ты так хорошо выступила. – Он постучал по ее руке ложечкой. – Озан наверняка пригласит тебя на гастроли.

Она слабо улыбнулась.

– Неужели?

– Точно. Ну, я не очень-то владею арабским, но ты выглядела и пела так, как надо. Платье у тебя тоже было шикарное.

– Я люблю эти песни, – робко сказала она. – Они напоминают мне о доме. – Ее гордость, съежившаяся после разговора с Бэгли, снова оживала и расправлялась. – Я не видела тебя вчера в «Мена-Хаусе», – неожиданно сказала она.

– А я и не хотел этого, – спокойно ответил он. – Между прочим, я не ожидал, что Макс туда приедет, так что извини, что так вышло. Но ты ничего ему не сказала?

– Ты ведь предупредил меня.

– Хорошо, – одобрил он. – В следующий раз, когда мы попросим тебя что-то сделать, мы обсудим это с ним. Но не забывай, что для него я – радиожурналист, и только.

Помолчав, он небрежно добавил:

– А ты умница.

В окно они увидели, что к ним направляется сержант.

– Скоро вы поедете в зону канала, а потом дальше, – быстро проговорил Клив – он тоже увидел его. – Но до отъезда ты выполнишь мое маленькое поручение.

– Откуда ты знаешь, куда мы поедем? Нам ничего не говорили.

– Знаю. – Он слизнул с верхней губы капельку мороженого и допил кофе. – Я свяжусь с тобой, возможно, через неделю.

– Как?

– Я ведь делаю радиопередачи. Наши войска в Исмаилии давно не слышали ничего про себя по радио.

Сержант остановился и скрестил на груди руки.

– Он ждет меня, – сказала Саба.

– Прежде чем ты уйдешь, – осторожно сказал он, – последний вопрос.

– Какой?

– У тебя есть парень?

– Нет.

– Хорошо. Так лучше для всех. Если кто-нибудь появится, будь осторожнее с ним в письмах.