Жасминовые ночи
Шрифт:
Она снова обвела глазами зал. Пилот скрылся в толпе. Он выдерживал дистанцию и не торопился.
Сабе хотелось, чтобы Северин ушел, присоединился к танцующим и не мешал, но он спокойно сидел рядом с ними, глядя то на нее, то на Фелипе. Песня невероятно действовала на него – в конце ее он отвернулся, как ей показалось, с трудом сдерживая слезы.
Возник Отто, покачивая широкими бедрами и грозя пальцем. На отвороте его смокинга белела капля жирного крема. Он потребовал, чтобы Саба немедленно исполнила «Лили Марлен» – песню, нежелательную в те годы в Германии из-за ее популярности у англичан. Но все
Она пела по-немецки, как ее научил Фелипе, а когда добралась до слов о том, что с Лили будет стоять кто-то другой, вокруг маленькой сцены собралась толпа. Казалось, все в мире парни были влюблены в Лили Марлен, эту хриплоголосую девчонку, стоящую под уличным фонарем возле казармы. Эти парни, полчаса назад ржавшие и лившие в глотку пиво, внезапно погрустнели, словно их обманула и бросила любимая девушка.
– Noch! Noch! Еще! – заорал в детском экстазе Отто, не успела Саба допеть; по его багровому лицу катились капли пота.
Пилот стоял у окна. Когда Саба посмотрела на него, он еле заметно качнул головой и присоединился к пению. Все орали песню, нескладно, но от души, с лихостью и отчаянием, с каким бьют посуду во время скандала.
Кто-то распахнул двери на террасу, чтобы проветрить зал и разогнать сигаретный дым. Саба увидела на фоне темно-синего неба темные силуэты кипарисов и несколько звезд. Не переставая петь, пилот непринужденно, ленивой походкой двинулся к ней. Левую руку он держал в кармане.
Когда песню допели, он улыбнулся Фелипе. Не знают ли они случайно американскую песню «Моя смешная Валентина»? Он слышал ее до войны в Берлине, в ночном клубе. Пилот напел мелодию.
У Сабы пересохли губы, и она глотнула воды. Фелипе начал листать дрожащими пальцами нотную тетрадь, лежавшую возле него на стуле. Две струйки пота стекали по его лицу в тонкие усики.
– Ты знаешь эту песню? – спросил он Сабу и протянул ей ноты.
– Да, знаю.
– Тогда поехали, – сказал Фелипе.
Он взял роговой плектор, провел им по гитарным струнам. На четырнадцатой странице перед глазами Сабы прыгали нотные строчки.
Она запела печальные слова о милой, но нефотогеничной девушке, улыбаясь Фелипе, а сама положила руку на страницу и вытаскивала ее из нотной тетради.
Пилот был поразительно спокоен, и ей даже померещилось, будто он ей подмигнул.
Она смотрела на пальцы Фелипе, смотрела ему в глаза. Она обшаривала взглядом комнату. Северин танцевал с блондинкой – Саба перехватила его краткий измученный взгляд, брошенный через плечо девушки. Энгель что-то рассказывал группе парней.
Когда она допела, зал взорвался аплодисментами.
Пилот шагнул вперед – одна рука в кармане, в другой сигарета.
– Снимите меня с девушкой, пожалуйста, – сказал он Фелипе, потом взглянул на Сабу и слегка наклонил голову. Фелипе часто просили об этом, поэтому он достал из гитарного футляра фотоаппарат «Бокс Брауни». Пилот обнял Сабу за талию и встал в демонстративную позу, потом незаметно взял листок с пюпитра.
Щелкнула камера, мигнул огонек.
– Данке, – сказал пилот и подмигнул ей уже не таясь. В ответ она похлопала его по руке. Потом, глядя, как он лениво прошел среди толпы и удалился вместе с Энгелем через боковую дверь, почувствовала, как по ее телу пронеслась волна облегчения. И почему она так нервничала? Ведь все оказалось пустячным делом. Задание выполнено, теперь она могла возвращаться в Египет. Самый странный период в ее жизни подходил к концу.
Когда пилот скрылся за дверью, Фелипе повернулся к ней и тихо сказал:
– Мне надо покурить. Оставайся тут. Я вернусь минут через двадцать. Кажется, твой поклонник хочет с тобой потанцевать.
Марлен Дитрих пела на граммофоне «Я опять влюбилась» [138] . Из тени вышел Северин и с поклоном спросил «M"ochten Sie tanzen?» [139] . Щелкнул каблуками, застенчиво улыбнулся и потащил ее за руку.
В зале было слишком жарко, Северин был слишком близко. Под его пристальным взглядом она испытывала неловкость.
138
«Falling in Love Again».
139
Не хотите ли потанцевать? (Нем.)
Когда песня закончилась, она притворилась, будто изнемогает от жары, и помахала на себя рукой. Он нахмурился, а она показала на часы и растопырила пятерню, принуждая себя улыбаться.
Она хотела выйти на террасу и немного остыть, подышать прохладным ночным воздухом, но дверь загородили орущие парни. Тогда она взбежала по короткой деревянной лестнице в ванную, расположенную на площадке.
Ее лицо, отразившееся в зеркале, выглядело напряженным и усталым. Было уже десять минут первого. Ей ужасно захотелось поскорее уехать из этого дома, только не в роскошный стамбульский номер, а куда-нибудь, где ее будет ждать Доминик, если он еще не забыл ее. Она спустила воду в унитазе, вышла на площадку и посмотрела наверх. В одной из спален горел свет, в открытой двери были видны начищенные ботинки Фелипе и его ноги. Она поднялась туда.
– Фелипе, когда мы поедем? Я падаю от усталости.
Двуспальная кровать была завалена шинелями. Торшер, накрытый шелковым шарфом, бросал красноватый свет на комнату. В пепельнице дымилась сигарилла.
– Твой друг ушел? – тихо спросила она.
– Да, – ответил он. – Ты все сделала хорошо.
– Ты молодец, хороший мальчик. Прибираешься тут, – пошутила она. Он уже хотел что-то ответить, но вдруг еле заметно качнул головой.
Теперь она тоже увидела неясное отражение лица в гардеробном зеркале за его спиной. Оно сфокусировалось – в дверях стоял Северин с пистолетом в руке.
– Так ты здесь, – тихо сказал он по-английски. – Моя маленькая Валентайн. И твой английский заметно улучшился.
Смотри на меня, – приказал он Фелипе. – Встань на колени и выложи все из карманов. На постель.
– Не трогай ее, – учащенно дыша, попросил Фелипе. – Она ничего не знала.
– Повторяю: выложи все из карманов. – Голос Северина звучал вежливо, даже с сочувствием.
Фелипе выложил на покрывало шелковый носовой платок, три костяных плектора, пачку сигарилл, фотографию женщины, держащей за руку ребенка.