Жажда, или за кого выйти замуж
Шрифт:
— Катя!
Она открыла глаза.
— Катя! Как ты? Борис сказал, у тебя, оказывается, перитонит. Вот тебе натуральный гранатовый сок. Гранаты с рынка. Тебе нужны витамины. Ты что плачешь? Настрадалась. Борис говорит, уже всё позади. Не плачь. Скоро всё пройдёт. Мы с Борисом разобрали балкон, туда можно теперь вынести раскладушку. Ты, как в санатории, закутаешься в одеяло, будешь спать на воздухе. Не плачь, пожалуйста. Пей сок. А это морковные котлеты.
— Толя, садись. Спасибо, что пришёл, — виновато говорит она. — Завтра снимают швы, — говорит она. — Скоро домой. Зато отдохнула. Ты не представляешь
Неотрывно смотрит Анатолий на неё.
— Ты похудела, — говорит. — Пей сок. Тебе нужны витамины, — повторяет он. — Скажи, что сделать, я сделаю. Хочешь, я тебя причешу? Хочешь, горячей воды принесу и вымою тебе ноги? Я, когда заболеваю, лечусь водой. Не веришь? Ну что ты плачешь? Кто обидел тебя? Тебе плохо? У тебя осложнения? Подожди, я воды… подожди, я вытру слёзы… Только ты не плачь. Я так и думал, что тебе очень плохо. Ты так настрадалась! Ты так ослабла! Хочешь, я ночами буду около тебя дежурить? Ты не волнуйся, я буду сидеть тихо, совсем незаметно. А откроешь глаза, что-нибудь тебе понадобится, и вот он я. Ты будешь спать. Я тебя не потревожу, я умею. Ты только не плачь, прошу тебя.
— Иди, Толя, иди, — жалобно, едва сдерживая рыдания, говорит Катерина. — Пока ты здесь, я не успокоюсь. Иди. Пожалуйста. Мне так всех жалко!
Глава третья
Она вышла замуж за Юрия.
Свадьбу они справлять не стали. Юрий не захотел. Только родители, только свидетели за небольшим столом у Юрия дома — собрались на пирог. Выпили по нескольку бокалов шампанского. Её мать принесла жареное мясо, торт. Мать Юрия сделала холодец, напекла пирогов. Она мастер печь пироги. И с мясом, и с капустой, и с рыбой, и ватрушки… со всем, что можно положить в тесто, печёт! Любовно и чисто.
Высокая, статная, седая, с тяжёлым узлом кос на затылке, она держится прямо, с достоинством, лицо — иконописное.
— Горько! — кричит Борис. — Горько!
Юрий поджимает губы, словно это слово его обижает. Вроде неохотно приближает своё лицо к её лицу, едва-едва касается губ.
Но и это «едва-едва» обжигает.
Запах свежести, чистоты исходит от Юрия. Чуть-чуть вздрагивает нос. Глаза, цвета травы, придвинулись к ней так близко, что она видит золотистые точки, обычно почти незаметные. Она не ощущает себя. Сегодня наконец он обнимет её, наконец она почувствует его полностью.
Говорит что-то Борька, говорит сослуживец Юрия, лысоватый, круглоглазый парень, говорит Тамара, её свидетельница, говорит её отец, его отец, она не понимает, что они говорят, ей всё равно, что они говорят, — наконец Юрий принадлежит только ей.
Он, как всегда, непроницаем, сдержан, и ей нравится эта его глубокая сдержанность, она понимает: при всех он не хочет целовать её! И почему он должен целовать при всех? Это касается только их двоих, больше никого. Зато сегодня вечером… она наконец узнает все его тайны.
Она ничего не пьёт, почти не ест. Без вина пьяная. Плотная пелена спеленала их с Юрием вместе и скрывает от посторонних глаз.
Домой они едут на такси. Чемодан, магнитофон, три связки книг — больше у Юрия вещей нет. Она так и думала, у него мало вещей, он вещи не любит. Ничего ещё она про него не знает: ни привычек, ни того, чем он живёт. Он никогда не рассказывает ей о себе. Вообще он человек молчаливый. Но, когда он смотрит на неё, она слышит его отношение к себе, и его нельзя обозначить словами. Неуверенная улыбка. Через улыбку он рвётся к ней. Она хочет всё про него знать, кого любил, что читал… Знает только: в вуз он поступил без экзаменов — была медаль. Знает, что учился в Физтехе. Знает, что в школе у него был необыкновенный учитель литературы. Вот, пожалуй, и всё. Сегодня вечером — начало новой эпохи. Сегодня вечером стены её квартиры вместят и его мир!
Промозглый ноябрь, мелкая мокрая пыль забивает окно машины, машина движется медленно. Катерина торопит её: быстрее! И туг же от страха глотает горькую слюну: не нужно быстрее! Пусть они едут и едут, бесконечно долго, вот так, когда он своей прикрыл её руку. Она не видит его лица в темноте. Прижимается к его плечу и боится пошевелиться. Как это много — его плечо прижато к её плечу! Только бы бесконечно вот так…
Но они приехали. Занесены вещи в дом, захлопнулась дверь, железным щелчком замка отгородила от всего мира.
Катерина словно не в свой дом попала, стоит в передней, около его вещей, не знает, что делать дальше. Она смотрит, как Юрий медленно снимает с себя тёмное своё пальто, вешает, кладёт шапку на полку, идёт в ванную, моет руки. Снова выходит в коридор.
— Ты так и останешься в шубе? Тебе холодно? — улыбается он. Снимает с неё шубу, вешает.
Она ждёт: вот сейчас он повернётся, обнимет её, коснётся губами её лица. А он говорит:
— Нужно разложить вещи, наверное.
Зачем сейчас раскладывать вещи? Почему нельзя разложить их потом, через час, завтра?
Она сама делает шаг к нему.
— Юрий! — говорит непослушными губами. От громко и жарко несущейся по ней крови, заливающей голову и глаза, она не видит ничего, ничего не слышит — только кровь гудит! Сквозь туман смутно проступает его лицо. Катерина сама едва касается рукой его лица. Она задыхается, на весь дом колотится сердце. — Юрий! — повторяет, не слыша своего голоса.
Осторожно он обнимает её. Он вроде обнимает и не обнимает.
В окне — фонарь. Только фонарь — свидетель того, как жадно она тянет к нему навстречу губы. Она горит. Ей кажется, вот сейчас начнётся в её жизни что-то совсем незнакомое, необыкновенное. Вся её жизнь была подготовкой к этому часу. Она не взрослая, не опытный врач, она — школьница. Она хочет позвать «Юрий» и не может: нет голоса, нет слов — только губы, дотронувшиеся наконец до ее губ. Чуть горчат, чуть дрожат. Ближе, ближе!
Он — с ней, он принадлежит только ей, а она принадлежит только ему. Но почему она никак не может ощутить его губы, почувствовать его руки — ведь он целует её, ведь он обнимает её! Почему никак не ощутит его полностью? Он есть, вот он, и его нет, он не поддаётся ей, он просачивается сквозь её пальцы и уплывает от неё за пределы их общего теперь дома. Где он? Катерина жадно касается его ладонями, ладони загораются от прикосновения, но огонь его ладоней не поджигает её тела, он остаётся в ладонях Юрия. Она не понимает себя, никогда в жизни ей не хотелось никого захватывать, ни в чью душу вторгаться, а сейчас жадно она пытается отнять у него его тепло, за одно это мгновение хочет раскрыть его суть. Он нужен ей от макушки до ногтей на ногах, с привычками и обидами, с работой и развлечениями. А он не даётся ей. Он с ней, и его нет.