Жажда острых ощущений
Шрифт:
После того как все произошло, Фомин заснул. И проснулся только тогда, когда услышал веселые женские голоса. Это вернулись с работы Лена и Оля. Они его растолкали и безапелляционно заявили, что пьяны и желают продолжить веселье в какой-нибудь экзотической обстановке. Фомин вспомнил про ресторан «Чайка» и посоветовал им ехать туда. Сам же он осознал все-таки сквозь алкогольный дурман, что пока еще женатый мужчина и, соответственно, должен ехать домой.
И сейчас, победив очередной синдром недопития путем приема внутрь ста граммов русского национального напитка, он был готов сесть за руль
Отдышавшись, Фомин присел на стул и закурил. Он хмуро посмотрел на декабрьский ландшафт за окном.
«Нет, все-таки есть в жизни счастье», — подумал он. И это ощущение появилось не только потому, что ему полегчало и хмель растворился в организме приятной волной, а потому, что две женщины его любят и преданы ему.
Катя, несмотря ни на что, его любит и никогда ни на кого не променяет. Арине, этой в принципе одинокой и беспутной по-своему женщине, он тоже весьма дорог. Еще парочка встреч с ней, и Лохман, претендовавший на роль героя-любовника, будет повержен. Знать она его больше не захочет… Тоже мне… будет знать, как заглядываться на его женщин. Сначала Арину увел, потом Катю чуть не соблазнил… Да может быть, даже и соблазнил — теперь какая уже разница! Да что это такое, в конце концов! У него, наверное, комплекс неполноценности — ему обязательно нужно для самоутверждения отбить у друга женщину.
Вот Фомин ни у кого ничего не отбивает, у него и так получается все само собой. Это все потому, что он их, то есть женщин, любит, а Лохман все пытается завоевать их или, хуже того, купить.
«Ни хрена ты не понимаешь, Витек, в жизни!» — с горьким вздохом подумал Борис.
И ко всему прочему ты предатель… Фомин вспомнил июльскую историю, когда по возвращении из командировки в Москву, в которую он волею случая поехал вместе с Ариной, дома его ждал жуткий скандал. Он-то и подвел черту под его отношениями с Ариной. Фомину было абсолютно ясно, что в этом виноват Лохман.
Но ничего, Борис человек добрый, отходчивый… И простил Витька, ведь он желал ему в жизни только добра. Но в голове у того был сплошной бардак, как и в его квартире. И ничего уже с этим не сделаешь — не виноват Фомин в этом и ничем не может помочь своему приятелю.
Мысли Бориса метались от одной идеи к другой. Это, кстати, весьма помогало ему в жизни. Когда он слегка подпивал, его, как незабвенного Остапа, несло… Его красноречие, помноженное на остатки непропитого до сих пор интеллекта, производили впечатление на противоположный пол.
Да и в бизнесе это здорово помогало. Он мог заболтать даже бандитов — это мало кому удавалось. И, если бы он не пил, быть бы ему каким-нибудь боссом в губернском правительстве или владельцем крупной фирмы. А так…
Все-таки, может быть, бросить пить? Фомин уныло посмотрел на бутылку. Там оставалось еще граммов пятьдесят.
Нет, вот сейчас последний раз, последний раз в жизни, и все!
И все!
Завтра же надо идти к своему врачу и сдаваться на его милость. Ну, конечно, придется вернуться полностью в семью, не без этого… Рядом с Ариной оставаться трезвым невозможно, на алкоголе строится многое в их отношениях.
— Вот сейчас последний раз! — вслух сказал Фомин, словно гипнотизируя словами самого себя. — Чуть-чуть, и все! Там всего-то пятьдесят грамм — какая ерунда!
Борис, мысленно настроившись на последнюю алкогольную дозу, потянулся за бутылкой. Налил в бокал уже вполне твердой рукой и выпил…
— Хорошо пошла, черт побери! — снова вслух сказал он.
Взгляд его упал на новые сапоги, которые принесла себе Елена Петрова. Хорошая женщина эта Ленка! — неожиданно подумал Фомин про подругу своей любовницы.
Надо их всех, что ли, трахнуть? — мелькнула у него шаловливая мыслишка. И Ленку, и Лельку! А то последняя совсем уже с ума сходит в свои девятнадцать лет по поводу того, что все еще девственница!
Но это потом, а сейчас пора было собираться. Фомин посмотрел на часы. Да, явно пора домой… Броситься в ноги своей Катеньке, вымолить в очередной раз прощение, сказать ей о принятом им решении завязать и…
Потом спать. Только спать. Завтра будет новый день и новая жизнь.
Фомин вздохнул, надел ботинки, выкинул пустую бутылку в мусорное ведро и, хлопнув себя по карманам, убедился, что все его ключи на месте. Выключив свет, он вышел в сени, открыл железную дверь и, немного погодя, захлопнул ее.
Во дворе было темно и тихо. Массив частного сектора, где находился дом Арины Борисовой, не отличался шумом. И эта тишина неожиданно вселила в него оптимистический взгляд на жизнь. Ему вдруг открылась простая истина, заключавшаяся в том, что если он все-таки бросит пить, с завтрашнего дня все в его жизни может пойти по-другому.
Охваченный этими мыслями, Фомин вышел на улицу и открыл дверцу своего джипа «Чероки». Он, не торопясь, сел на водительское место и начал разогревать двигатель.
Он решил открыть бумажник, чтобы пересчитать наличность. С внутренней стороны его улыбалась фотография жены и дочери. «Все-таки они у меня красивые», — ласково подумал Фомин…
…Бог дал ему шанс умереть с благими мыслями. После того как Борис бросил этот взгляд на своих самых близких людей, его джип сотряс страшный взрыв.
Глава 3
«Вольво» не зря называют «королевой московских дорог». Несмотря на то что эти события происходили в другом российском городе, дороги в нем нельзя было отнести к разряду образцовых. Тем более зимой, когда под колесами снег и гололед. А уж в зиме шведы знают толк.
Поэтому, когда расстояние между «Вольво» и «Ауди», в которой увозили неизвестные злоумышленники в неизвестном же направлении несчастную Арину Борисову, равнялось примерно кварталу, Лариса не очень беспокоилась. Несмотря на то, что «Ауди» двигалась достаточно быстро, даже, можно сказать, рискованно быстро для такой погоды.
Светофоры мигали лишь желтыми огнями — время было позднее. Гаишников как ветром сдуло с улиц — на всем протяжении длиннющей улицы Чернышевского их не было вообще. Наконец «Ауди» свернула куда-то влево, на боковую улицу, застроенную многоэтажными домами.