Жажда острых ощущений
Шрифт:
— А Лохман? Каковы сейчас отношения Лохмана и Борисовой?
— Ох, — вздохнула Удальцова. — Лохман — не в счет, она его не любит. Вы же видели на фотографии — он абсолютно несексуальный, в отличие от моего Бориса.
В интонации Удальцовой проскользнуло некое подобие гордости.
— А ты не пробовала поговорить по-хорошему с мужем? — спросила Эвелина. — Как-то уладить ваши отношения.
— С ним поговоришь… Где сядешь, там и слезешь… — Удальцова гневно сжала губы. — Он ничего никогда не говорит определенно, все обтекаемо, витиевато, тьфу! С-скотина такая!
Она сжала кулаки и гневно посмотрела куда-то в сторону.
— А она, Арина, вполне могла сюда прийти просто из вредности. Может быть, даже здесь… Не хочу об этом думать! — Она в отчаянии махнула рукой.
— Если уж начали, так договаривайте, — попросила Лариса.
— Групповуху могли устроить, вот что! — выпалила на одном дыхании Удальцова и посмотрела на Ларису так, как будто та виновата в якобы происшедшем в ее квартире.
Покраснев, Катя посмотрела на настенные часы.
— Уже девять, — со вздохом констатировала она. — А ведь он обещал прийти сегодня в семь. Наверняка явится абсолютно пьяный и скажет, что ездил по делам.
Удальцова нервно подвинула чашку на столе. И тут, словно в ответ на ее мысли, заскрежетал замок входной двери, и собака радостно бросилась навстречу вошедшему в квартиру человеку.
— Вот он, явился — не запылился, — прокомментировала Катя.
— Ох ты, Грета, хорошая собачка! — послышался мужской баритон из прихожей.
— Так, и что это такое? — Катя уже вышла и сложила руки на груди, приняв обличающий вид. — Я тебя спрашиваю, что это такое?!
Высокий крепкий круглолицый человек в вязаной шапочке ничего не ответил на грубые наезды супруги. Он был занят процессом освобождения своих ног от зимних ботинок.
Лариса из-за спины хозяйки рассматривала вошедшего. Довольно симпатичный, отметила она про себя, но действительно очень пьяный. Непонятно даже, как это он смог добраться до своего дома.
— О, у нас гости! Всегда рады новым дамам, — покончив наконец с ботинками, сказал Борис Фомин.
Он расплылся в улыбке, пытаясь теперь уже снять с себя верхнюю одежду. Поскольку это у него плохо получалось, он сделал улыбку еще шире, отчего стал выглядеть несколько глуповато, и подмигнул Ларисе правым глазом.
— Боря! — неожиданно сделал он шаг вперед, подавая ей руку.
Она, слегка опешив, не торопясь протянула свою руку для ответного приветствия. Фомин же пожатием не ограничился и склонился для поцелуя. Ларисе показалось, что делает это он слишком долго. Потом она поняла, что Фомин просто-напросто пьян в стельку и, следовательно, представления о времени и пространстве у него искажены. Наконец он поднял голову и, глядя Ларисе прямо в глаза, сказал:
— Извините, я сегодня не в форме. А вообще меня зовут Боря. Я — звезда…
— Масштаба микрорайона аэропорта, — ехидно заметила Катя. — Вообще-то он у нас бизнесмен.
— Н-нет! — возразил Фомин, помахав пальцем перед лицом жены. — Это ты меня хочешь сделать бизнесменом, потому что тебе нужны бабки… И только бабки… А я хочу быть звездой и буду ей!
Выдержав паузу, в течение которой гипнотизировал жену своим мутным водянистым взглядом, он повернулся к Эвелине и Ларисе и каким-то свойским, панибратским тоном сказал:
— Ладно, девчонки, пойдем пить вино! За знакомство! — и взялся рукой за косяк двери, чтобы не упасть.
— Извините, нам уже пора уходить, — сказала Лариса.
— Пора бывает только заключать договора, — снова поднял вверх палец Фомин. — А водку пить — для этого поры никакой не надо. — И он раскатисто засмеялся. — Не волнуйтесь, девчонки, это я так, — отсмеявшись, уже более серьезно добавил он. — Сегодня был трудный день, я заработал свои деньги, но пришлось немножко расслабиться, и вот — результат. Все пацаны у меня тоже пьяные, я всех развез по домам, а сам…
Борис на секунду замолчал, подбирая слова, потом махнул рукой и произнес:
— В общем, встречайте меня, я — звезда!
Он снова сделал широкий жест руками, словно желая обнять всю вселенную или, во всяком случае, двух дам, которых совершенно не ожидал увидеть у себя в квартире.
Эвелина, видимо, попав под обаяние этого рубахи-парня, сохранила на лице вежливую улыбку, Лариса же скептически поморщилась.
— Ты расслабляешься каждый день, — ледяным тоном заметила Катя, закрывая мужу вход в спальню. — Мне это надоело.
— Да ты дай переодеться мне, что ли! — возмутился Фомин. — Как я перед людьми выглядеть-то буду…
— Ты уже выглядишь… Звез-дой… Алкогольного небосклона…
Произнеся эту фразу с театральным пафосом, она посторонилась и пропустила мужа в спальню.
— Вы уже собрались уходить? — спросила она у дам, когда тот скрылся в спальне.
— Да, нам пора, — в один голос ответили обе женщины.
— В таком случае я с вами. Мне надо развеяться. К тому же на меня сильно действует энергетическое поле…
Удальцова подвигала слегка бедрами, словно ей что-то мешало в нижней части тела, и Лариса поняла, что речь идет о неожиданно проснувшейся в организме Кати страсти к противоположному полу.
А то, что она решила уйти из дому в этот вечер, было понятно — от Фомина в таком состоянии нечего было ждать адекватной реакции на Катины желания. Он был слишком накачан алкоголем.
Катя собиралась по-военному — через минуту она была уже готова к выходу. Как только она накинула на себя пальто, на пороге спальни показался Фомин, облаченный в домашний спортивный костюм. Окинув взглядом всех трех женщин, он состроил необычайно обиженную мину.
— Как? Вы уходите? Все?
И, поскольку ответа не прозвучало, ибо он напрашивался сам собой, Фомин покачал головой: